Отрывок из «Литературных мечтаний. Элегия в прозе» В.Белинский:

«Театр!.. Любите ли вы театр так, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного? Или, лучше сказать, можете ли вы не любить театра больше всего на свете, кроме блага и истины?».

Могу ли я в день смеха 1 апреля перефразировать великого В.Белинского, и сказать – любите ли вы литературу, как я люблю ее, со всеми вытекающими последствиями?

Да, есть великие книги, давно розобранные на цитаты – «Горе от ума» А.Грибоедова, «Золотой теленок» И.Ильфа и Е.Петрова, «Мастер и Маргарита» М.Булгакова.

Но встречаются и другие «шедевры», образцы пошлейшего убожества и вульгарности, от которых дух захватывает. У этих книг тоже есть обложка, страницы с напечатанным текстом, как и фамилия автора. Говорят, бумага все стерпит. Бумага – да, но квалифицированный читатель – нет.

Вот и мне захотелось развлечься в первоапрельский день. Почему бы нам всем вместе не посмеяться над одной книжонкой «Счастье всегда впереди» (П.Семинский, роман, Гродно, 2011г., тираж 100 экз.). Вот уж точно, не верь словам написанным. Итак, к работе.

Героиня бульварного романа Вероника впервые попадает в С.-Петербург, она на набережной.

«Лед на Неве еще хрупкий, но под мостами уже отсыпались любители подводного лова…».

Почему бы Веронике не перебежать на другой берег:

«Не успели мысли путешественницы, как следует ухватиться за связующую нить с прошлым, как из ближайшей полыньи вдруг показалась голова девушки.

Промямлив что-то малопонятное на странном языке с римским акцентом, купальщица извинилась и перешла на русский:

– Извините. Я итальянка. Вы не подскажете, как можно добраться до Фонтанки?..

Тем временем моржиха с аппенинской пропиской ловко выбралась из проруби и походкой опытной манекенщицы пошагала к берегу. Вероника не сразу поняла, чего же не хватает незнакомке, чтобы полностью радовать глаз. Лишь спустя некоторое время она догадалась: на смелой туристке совершенно не было одежды».

Думаю, читатели с удовольствием откомментируют сей глубокомысленный опус. Идем дальше.

«…Вероника звучно вздохнула и оступилась…

Она даже не догадывалась, насколько холодна речная вода в это время года. Стесняясь кричать, гостья города попыталась ухватиться за край проруби, но этому мешало нечто скользкое, что ежесекундно выныривало прямо перед ее руками. Присмотревшись повнимательнее, Вероника, наконец, поняла, что это был абсолютно лысый мужчина без признаков жизни.

Девушке очень хотелось в этот миг потерять сознание, но, поняв, что это абсолютно никого не удручит, она решила бороться до конца. Рука сама, без подсказок сознания, отыскала в кармане пиджака еще теплого утопленника какую-то пластиковую карту. Сняв с бывшего крутого пловца очки и видеокамеру, обозленная на весь мир провинциалка уперлась ногами в плечи недавнего спутника раскованной итальянки и выбралась на лед…».

Героиня стеснялась кричать, но я совсем не постесняюсь резких выражений и спрошу: для кого пишутся такие вычурные тексты-мертвецы, на кого эта галиматья рассчитана? Хотелось бы услышать от читателей ответы.

«В ближайшем магазине одежды Вероника купила себе подходящие наряды, расплатившись за них случайно найденной пластиковой картой, пин-код которой был нацарапан гвоздем на нижней кромке».

Заметьте, все это происходит на одной странице, а какие повороты судьбы-злодейки! Выше героиня в полынье написано «отыскала банковскую карточку» и тут же – «случайно найденная». Вы представьте себя на миг в ледяной воде, тяжелая одежда тянет ко дну, но это в реальности, в бульварном романе все по-иному, героиня пытается мыслить и анализировать.

Наша героиня возвращается в родной Гродно, нанимается к современным новым беларусам в усадьбу учительницей музыки, к отпрыску богатого родителя Леонида. Неважно, что еще двадцать лет назад в советские времена у нас существовала только партийно-хозяйственная номенклатура, но уже появилась прослойка местных олигархов. Наши Эйсмонты вернулись из эмиграции, из туманного английского Альбиона. Почему бы и нет, фантазии автора беспредельны и нешуточны.

Но почему мне так смешно, чуть сдерживаю хохот, читая перлы, их много, вся книга один большой ПЕРЛ. Ах, какая пародия пропадает!

Буду точна, надо приводить цитаты из текста, иначе читатели в полной мере не ощутят пафос моментов. Правда, вся эта псевдолитература присутствует во всей красе на каждой странице, но есть просто несравненные шедевры.

«Неожиданно Вероника почувствовала на себе чей-то раздевающий взгляд. Она немедленно встала и успела заметить шевеление шторы на втором этаже: глава богатого семейства заметил ее остановку. Девушка слегка покраснела, но с гордо поднятой головой переступила порог особняка».

Оставим подробное описание особняка и его «утонченную роскошь… Теперь она почти равнодушно смотрела на гипсовые скульптуры, украшавшие главный холл и на арабески в верхней части стен».

В загородном доме живет владелец-вдовец всех капиталов, недвижимости и его сын, но почему-то вся прислуга, в том числе экономка Инесса, ведут охоту на богатого наследника Леонида, надо ж, какие нахалки! Но почему бы и нет, между прислугой и новобеларусом-капиталистом еще нет той огромной пропасти, что несколько сотен лет устанавливалась между сословиями, как у английской аристократии. Но это тоже неважно. Главное – развитие мелодраматического сюжета.

«Несмотря на то, что учительница музыки еще не познакомилась с Леонидом, Инесса уже считала ее конкуренткой».

Героиня молода «В прошлом году, когда ей стукнуло двадцать два года (ой, как стукнуло!), посмотрев в зеркало, Вероника заметила первую морщину. Увертюра молодых лет отзвучала, но фанфары любви все еще молчали». Ах, эти фанфары любви!

Мне очень понравилась одна фраза – «За окном послышался скрип тормозов дорогого автомобиля». Каково? Автомобиля-то не видно. Мне казалось, старые тормоза какой-нибудь развалюхи-калымаги типа «Запорожца» могут подсказать ее возраст, но никак не дорогое авто. Автор не водит машину, но вожделенно мечтает, почему бы во всю не оторваться в романе!

Первая встреча Леонида и героини состоялась в ее комнате, здесь начинается настоящая изощренная игра притворщицы Вероники (еще вчера сама наивность), где на ложе она театрально разыгрывает обморок. «Лежа в собственном ложе, Вероника еще несколько секунд прикидывалась смертельно испуганной, но вскоре открыла глаза и с благодарностью взглянула на гостя. Этот мужчина излучал какой-то завораживающий магнетизм. Он притягивал к себе, но и одновременно отталкивал, будя смутное беспокойство… Неужели человек с такими глазами может быть одиноким?».

Вначале автор представлял героиню, как неискушенную, честную девушку, но стоило ей попасть в богатый дом, как все изменилось. «Леонид сидел рядом и молча любовался девушкой, которую видел впервые. Его переполненный внутренним желанием взгляд терпеливо исследовал все извивы прикрытого тонким ситцем тела. Слегка вздрогнув, мужчина отвел взор в сторону окна и резко встал. Вероятно, в этот момент он готов был проклинать себя за несдержанность собственных зрачков. А может, он пытался корить свои же руки за нерешительность?».

Зрачки – несдержанны, руки – нерешительны, почему бы их не корить.

Редко со мной такое бывает, но сейчас у меня просто нет слов, я потрясена «художественной глубиной, правдой и красотой» текста.

Но продолжим исследование гламурного сахарина. Наши герои за несколько минут встречи, как и положено в бульварных романах, влюбились с первого взгляда – охотница за наследством «отважилась решительно взглянуть в эти светло-зеленые затуманные неукротимой страстью глаза влюбленного человека и предприняла неловкую попытку вырваться из положения, очень напоминавшего непроизвольные объятия. Но следует заметить, что этот порыв был лишь искусственной декорацией ее реальных желаний… Девушка с нетерпением ожидала первого в жизни непредвиденного еще минуту назад поцелуя…».

Кстати, любимые словечки автора – абсолютный, непроизвольный, впервые, абсурдный.

Может, пора остановиться, и не оскорблять тонкий вкус читателя сей пошлятиной в стиле новоявленной «Эммануэль»?

«Гостья испытывала даже неловкость, что впервые в жзни ее раздевал именно Леонид, а не кто-нибудь другой… Вероника с неохотой покидала абстрактную страну неописуемого блаженства».

Складывается впечатление – наш автор какой-то скрытый эротоман. Нет, это не скромный учитель труда с маленькой зарплатой одной из гродненских школ, и вырос он не в некой автономной среде, где никогда не читал хороших, умных книг, не учился в нашей, еще той советской школе, а проглотил за свою жизнь достаточно всякой макулатурной дряни, и теперь решил пополнить ряды авторов второсортного чтива.

«Неожиданно девушку начала бить страстная дрожь. Ее тело непроизвольно поднималось над кроватью то в области колен, то барханами груди. Но реальное течение жизни намного отставало от шустрых романтических грез».

Штампы, штампы, штампы… впечатляют. Все здесь напоминает плохой лубок, безвкусицу, таких гусей-лебедей, что раньше вешали над кроватью в деревенской избе или в мещанском доме – «игривая душа, шаловливая душа, непреступное сердце, сердечный магнит, взлетно-посадочный механизм воображения, обоюдный поцелуй ослепил, безудержная страсть, генератор мечтаний, долгожданный кавалер, пучины пленительных грез…» и так далее, и так далее.

«Вероника преклонялась перед пока еще недостижимым образом Леонида» или все-таки его пока недостижимым кошельком или банковской карточкой, а?

Что это, плохонький водевиль, пародия, комедия, но почему мне так несмешно – «Женщина была готова вторично погрузиться в океан всепоглащающей страсти. Она нечаянно задела локтем своего любимого кавалера»?

«Не забывая об острожности, Франц все же избавился от брюк, под которыми ничего больше не было одето, и начал исполнение священного ритуала…».

Диалоги героев тоже впечатляют читателей, не привыкших к стилевому фальцету, так не говорят даже на театральных подмостках.

– Доброе утро, любовь моя, — поприветствовал ее Леонид.

– Привет, мой рыцарь усыпляющей страсти.

– Говорят, что практика повышает мастерство!

…Видимо, я страшно отстала, чего-то не понимаю?

В наши новые, дикие времена давно пора забыть лучшее из неувядающей классики, а с ней и живой, «вкусный» язык И.Бунина, страстного грешника Ю.Нагибина, печальника В.Распутина, сурового В.Быкова, с их удивительной чистотой взгляда и проницательностью, совестливостью и надрывом?

Какие суровые, и потому правдивые темы поднимали народные писатели, идущие со своей болью и обнаженной душой к людям, их темы были народны, сильны жизнью – война и мир, страдания и надежды, терпение и стойкость!

Нет, нельзя подыгрывать таким скромным учителям труда и иже с ними, в свободное от основной работы в школе, подвизающихся в литературе и дурно играющих роль «писателя».

И чего это я в апрельский веселый день хмурюсь, пытаюсь достучаться до читательских сердец. Может не гневаться следует, а громко смеяться над такими горе-писаками, смех – хорошее оружие с бездарностью и графоманством.

Так давайте посмеемся над всеми этими ходульно-картонными нежизненными верониками, леонидами, инессами, францами, с их претензиями, манерностью, искусственностью, пошлостью, плохой театральностью и вульгарностью.

Плохонькой книжонке одна номенклатурная особа от литературы  из Гродно захотела даже присвоить термин  – «Усадебные романы»,  как было в ХIХ веке в русской литературе, но это не жанр. Помещики-писатели  – Л.Толстой, И.Гончаров, Д.Григорович, И.Тургенев и другие латифундисты  владели  землями, жили в усадьбах, это была их ЖИЗНЬ, их бытие и реалии, отраженные позже  в романах. Оказывается, наши экзальтированные дамочки читают такое чтиво, наверное, перед сном, голосуют руками и ногами, ставят всем остальным коллегам в пример, отсылают на конкурсы (жуть какая-то, такое точно может присниться в страшном сне!) «а ведь слова твои бъют меня в самое «яблочко». И яблочко это глазное. И бъют в него твои намеки будто стальным ломом. Ведь я уж в полушаге от роковых небес…».

Такое чтиво должно навевать «поэтические сладостные грезы, сердечные магниты, звериные взгляды, как это описано в тысячах романов и книгах…». Мы вас всех убаюкаем, вы и оглянуться не успеете, как мы вас обкурим, приучим, подсадим на чтиво-наркотик.

Минздав предупреждает – курение опасно для здоровья. А кто предупредит неискушенного читателя, что такое книжное чтиво очень опасно и вредно для их духовного здоровья?

…Можете ли вы не любить настоящей литературы больше всего на свете, кроме блага и истины?

Ирина Шатырёнок, Гродно