Я не стал откладывать «в долгий ящик» прочтение романа Наталии Костюченко «Верба над омутом», издательство «Четыре четверти», и не пожалел.

Роман начинается откровением детства, связанным с интересным психическим феноменом – молчанием. Собственно, эта часть романа так и названа – «Молчание».

Не буду останавливаться на природе этого феномена. Корни его — в отношениях родителей, в той обстановке, которая окружала ребенка с рождения. Заслуга автора в том, что она подробно описывает свои состояния и те, отложившиеся еще в детской памяти и оставшиеся в ней до настоящих дней, реакции взрослых. Подобные откровения очень ценны для молодых родителей, практических психологов и всех тех, кто в будущем желает иметь детей. В данном случае – это можно отнести к исследованиям детской психики уровня Пиаже. И все это – благодаря открытости и, несомненно, высокому мастерству автора, связанному с приданием откровениям осязаемости и правдивости.

Конечно, Наталия описывает события детства с точки зрения своего настоящего опыта и использует понятия, о которых даже не могла подозревать та маленькая, беззащитная пятилетняя девочка, мышление которой еще было несовершенным.

«…Во мне не было ни высокомерия, ни комплекса неполноценности. Просто, все, что происходило в детском саду, никак не увязывалось в единое целое с моим внутренним миром. Мною владело спокойное и уверенное чувство собственной обособленности, и оно было сильнее всего остального».

Но именно этот анализ и интересен. А вот уже рассуждения взрослой Наташи:

«Молчать – это плохо или хорошо? Это больно, или приятно? Грустно или радостно?

Все зависит от того, почему ты молчишь: из-за комплекса неполноценности, стеснительности или затем, чтобы полнее слышать и видеть окружающий тебя мир».

Здесь очень ценное откровение: молчать затем, «чтобы полнее слышать и видеть окружающий тебя мир». А ведь именно молчание помогает обостренному, тонкому восприятию мира и  поведения людей. Это Наташа подтвердит в дальнейшем:

«На людей, …говоривших манерно, а значит неестественно, тут же обращала внимание и, находясь рядом с ними, испытывала какое-то почти физиологическое неприятие».

На неестественность подобного поведения маленькая Наташа реагировала остро, даже болезненно и эта неестественность ее неприятно поражала. Что интересно — «в манерах детей, которые даже во время игр подражали взрослым, такой неестественности», она не чувствовала.

На каком-то этапе жизни, уже взрослая Наташа сталкивается с одиночеством и, пытаясь освободиться от него, все больше загоняет себя в неприятное состояние, отдаляясь от общества, людей. Гораздо позже она, возможно, узнает, что бороться с собственными комплексами, психическими феноменами, бесперспективно, поскольку, они являются частью личности. Т.е., частью личности Наташи, в данном случае. А это означает, воевать с собой. Их следует просто принять, а затем, при желании, трансформировать. Или использовать в собственных целях. Что, собственно, Наташа и сделала. Об этом она говорит в философской части романа «Вне меня сущее», отмечая, как  радикально поменяла свою жизнь и начала писать. И тогда она ощутила гармонию с миром:

«Все чаще меня охватывает радость существования. Работая над книгой, подвергая анализу себя и окружающий мир, я постепенно учусь доверять себе, людям, всему сущему».

Что это, как не трансформация личности, трудный путь к ощущению комфорта существования? Подобное дается не каждому.

Откровения Наташи продолжают поражать воображение до конца повествования. Как же необходимо для многих родителей знать вот этот детский протест и как многое означает понимание родителями детей:

«С раннего возраста человека усиленно обучают навыкам речи, но если бы взрослые, наряду с этим, оставив свой субъективный деспотизм, в каждом еще хрупком и беззащитном ребенке так же пытались сохранить и развивать его способность к молчанию!»

После следующего, укрепляешься в мысли, что молчание – действительно золото, если не для других, то для себя это точно. «Иногда с удивлением сама себе признаюсь: как часто в жизни я раскаивалась в том, что говорила, — но никогда в том, что молчала». К этому нечего добавить.

А вот то, что наиболее полно раскрывает феномен молчания, его практическую пользу:

«Была другая Наташа (в детстве – А.Н.)… Ее слух улавливал звуки этого мира так ясно и отчетливо, как никогда позднее. Она различала запахи, формы, краски, знаки и символы вещей, и воспринимала их настолько чутко и трепетно, насколько еще не умела видеть и осознавать в этом мире саму себя…».

Я не сомневаюсь, что Наташа до сих пор помнит себя той, притаившейся за хатой, девочкой, «которая, обхватив руками ствол яблони и прижавшись щекой к ее шершавой коре, смотрела далеко перед собой и словно перевоплощалась в то, что видела…». Она еще помнит «то потрясение перед спокойным и величавым миром и удивление, исходившее откуда-то из глубины души».

И мне кажется, что благодаря молчанию, она именно таким образом познала этот мир и донесла его ощущение до нас…