Сцвярджаюць гісторыкі і мовазнаўцы
Што паступова сціраюцца грані нацый
І, нібыта як перажытак,
            аджыць павінна абавязкова
Мова маці маёй – беларуская мова…
Што мне, як імя ўласнае, блізкая і знаёмая,
Што па жылах маіх цячэ
                      і сонным Сажом і Нёманам.

Рыгор БАРАДУЛІН
Вы тут: Главная»Рубрики»Литература»Критика»

Поэтика симфонического типа философско-медитативного лироэпоса в белорусском дискурсе в направлении оксиологического вектора

01/09/2016 в 11:09 Александр Новиков "Полымя" , критики

+БЕЛ

 

Уважаемый читатель, не стоит «переваривать» название материала. Это, как кто-то догадался, сумма цитат из «научного» материала Ирины Шевляковой, опубликованном в журнале «Полымя» №2 за этот год. С февраля месяца в редакции, наверное, думали – публиковать эту работу ученого литератора, или нет?

 

Я, как часто делаю в последнее время (меня к этому побудил опыт газеты «Наша Ніва») перевел статью на русский язык, чтобы как можно большая аудитория познакомилась с уникальным по многим параметрам материалом И.Шевляковой.

 

 

Я не ставлю целью выискивать мотивы: почему автор пишет о творчестве Александра Бодака (представителя литературной Касты), а не, скажем, о творчестве Анатолия Зекова, Константина Нилова, Михася Башлакова?.. К самому А.Бадаку у меня противоречивое отношение, но то, что этот писатель талантлив, сомнения нет. Рассматриваю материал таким, какой он есть. Меня интересуют различные выводы автора и лингвистические навороты. Интересно – в ученом литературном мире читают дежурные работы И.Шевляковой? «Дежурные» потому, что ученым разных уровней следует подтверждать свою ученость периодическими публикациями, а то дисквалифицируют. Вот они (пожалуй, очень многие) и изощряются в таких журналах, как «Полымя», «Роднае слова», «Белая Вежа» и других изданиях.

 

Читать работы И.Шевляковой – это пытка. Первый абзац материала вообще сложен для восприятия. Каждое предложение – боль в мозгу. И ощущение собственной неполноценности. Лишь вчитавшись несколько раз понимаешь – нет, с вектором мышления все в порядке, он не направлен против общего потока. Что-то не то у автора.

 

С интересом узнаю́, что существует «белорусская изящная словесность». Глянуть бы на нее хоть одним глазом. Но «внутренняя форма словотворчества задается реалистичным способом художественного воспроизведения бытия». Это как у чукчей в известном анекдоте – «что вижу, то и пою»? Обидно.

 

Убивает наповал «бытие белорусской литературы» да еще и «в общемировом литературном контексте». Бытие ты мое, бытие… (с).

 

О «поле тяготения» не стану рассуждать. Сам, читатель, мучайся. Скажу одно – никакого взаимного притяжения у писателей нет – тихо ненавидят друг друга, каждый считая себя гением.

 

Про «медийный персонаж» довольно смело и верно. Практически все представители Касты у нас «медийные персонажи», «лит-экстраверты», которые регулярно самопровозглашают себя.

    

Эту мысль – «есть писатели, чье литературное творчество и жизнь в литературе остаются вне матриц» – я понимаю так: к таким писателям относятся все, кто вне Касты. Вот они и блуждают по-за издательствами, вне поля зрения руководства СПБ, например. В общем, какие-то заматричные, сплошь «лит-интроверты». Похоже, их такое бытие устраивает.

 

Конечно, интересно узнать о А.Бадаке побольше. И автор в этом не подвела: она выдала многие тайны. Когда начал публиковаться (в 13 лет). Кто дал ему «путевку в жизнь» – «легендарный «декан-поэт» филологического факультета БГУ Олег Антонович Лойко». И другое…

 

Также  узнал – насколько плодовит и многостаночен А.Бодак. Удивительно. Собственно, уважаемый читатель, ты и сам сможешь все это найти в материале.

 

Поражают воображение многое «находки» автора.  Например, «книга стала логическим продолжением первой, с логическим же заглублением поэта в недра одиночества». И насколько он заглубился?

 

Или вот: «лирический герой А.Бодака спокойно несет приговор онтологической уединенности, разлитой в самом ритме отечественных будней». Куда он его несет? Как долго будет нести?

 

Понимает ли автор, что такое «сущность», утверждая следующее: «вторжение будничных вещей в мир сущностей»?

 

Очень интересно о сговоре Бодака, Боровиковой, Наварича и Федоренко (мне три последние фамилии напоминают выход группы писателей из СПБ в конце 2013 года – не сговор ли это тоже?). Прочтите внимательно. Полагаю, что не отечественная литература отозвалась «на вызовы современной информационной реальности», а группа писателей.  

 

«На протяжении рассказа автор сохраняет меру композиционной последовательности». Считаю, это несколько надуманным: автору больше нечем заняться, чтобы думать – сохранил ли он композиционную последовательность, или нет? Ну и вовсе звучит нескладно – автор «вспоминает почти забытые мысли». Мысли вспомнить нельзя. Мысль – здесь и сейчас. Примерно вспомнить можно события, свое состояние, пейзажи, состояние погоды…

 

Автор периодически обращается к творчеству А.Бодака и его некоторым выводам, высказываниям. Удивляет следующая «несъедобная солянка» из области психологии: «не заканчивается личность того или иного человека даже после его ухода в небытие, продолжаясь в памяти о нем...» (И.Шевлякова утверждает, что это версия А.Бодака). Вообще, о личности нельзя сказать «начинается», заканчивается». Личность – это продукт деятельности мозга и она исчезает вместе с прекращением его деятельности. Возможно лишь сохранение памяти о человеке (здесь – личности как персоне), его деятельности.

 

В завершение приведу предпочтения И.Шевляковой.

 

Парадокс в том, что время идет, появляются новые авторы (не без манифеста и проектов), но литературное поколение, которое (в алфавитно-беспристрастным порядке) персонолизируется в творческих личностях Алеся Аркуша, Эдуарда Акулина, Игоря Бобкова, Елены Браво, Александра Бодака, Сергея Веретило, Адама Глобуса, Сергея Дубовца, Анатолия Козлова, Бориса Петровича, Сергея Рублевского, Людмилы Рублевской, Владимира Степана, Анатолия Сыса, Андрея Федоренко, Виктора Шнипа и др., остается серединным.

 

Есть ли кто здесь из чергинцовского союза писателей? Я не нашел. В.Шнип формально в этом союзе – сохранял должность, как я понимаю, поэтому перешел к Чергинцу. Постоянные читатели знают, почему я задаю такой вопрос.

 

Ну и совсем на посошок. И.Шевлякова приводит цитаты от А.Бодака. Вот две из них:

 

 «Я пешком обратно пошел» («Ра»),

 

 «на фоне сегодняшнего дня (из предисловия к книге «Одинокий восьмиклассник желает познакомиться»).  

 

Выражение «пойти пешком» не литературное, бытовое, горбатое. Нельзя пойти на автомобиле, велосипеде, лошади…

 

– Каким образом ты доберешься до дома в такое позднее время?

– Пешком.

 

Этим все сказано.

 

Ну и «сегодняшний день» то же горбатое выражение.

 

---

Не понимаю, что научного в этой работе? Творчество А.Бодака рассмотрено шаблонно. Можно заменить фамилию, подобрать цитаты и новый автор «обработан». Возможно, литературоведение и состоит из шаблонов?

 

Александр Новиков


 

Паэзія рэча(ў)існасці (не переводится – А.Н.)

(Творческая индивидуальность Алеся Бодака)

 

На фоне наиболее заметных трендов (концептуально-ценностных) и брендов (жанрово-стилевых) мировой художественной словесности белорусская литература начала XXI века видится феноменом парадоксальным. В том смысле, что векторы оксиологического, эстетического, собственно художественного движения оказываются направленными как бы против общего потока. Например, поиски конститутивных основ личностного бытия как неотъемлемой части национальной антологии вопреки общей тенденции к индивидуации (здесь: как агрессии индивидуального, манифестации его ценностной и экзистенциальной самодостаточности). В качестве одной из отличительных особенностей белорусской литературы можно выделить внимание к «позатрендовым» жанрам: философ- и социально-психологического романа, историоцентричного романа как образца «великого эпоса», до лирической прозы, социальной сатиры, философско-медитативного лироэпоса и др. И это при равнодушии к литературному хоррору, триллеру (в том числе – искусствоведческому), фэнтези, киберпанку и т.п. В белорусском литературно-художественном дискурсе последних двух десятилетий начинает складываться поэтика симфонического типа. Для белорусской изящной словесности, где доминирует классический тип творчества [1], это означает, что так называемая внутренняя форма словотворчества задается реалистичным способом художественного воспроизведения бытия. А вот художественный текст как плод образного изображения мира может представлять плоды сложной (симфонической) гармонии различных художественных систем, среди которых могут быть (в разных вариациях) постромантизм, постсентиментализм, неосимволизм, необарокко, поставангардизм.
 

Упомянутый выше парадоксолизм характеризует не только бытие белорусской литературы в общемировом литературном контексте, но и некоторые явления внутрилитературного развития. Например, так называемое серединное поколение белорусских писателей.
 

В первой половине 2000-х годов так удобно было обозначать тогдашних сорокалетних (плюс / минус несколько лет) литераторов, которых в поле тяготения друг друга держала уже не манифестация единства (концептуального или эстетического), а общая история формирования творческих индивидуальностей, что пришлась на вторую половину 1980-х – 1990-е годы. Парадокс в том, что время идет, появляются новые авторы (не без манифеста и проектов), но литературное поколение, которое (в алфавитно-беспристрастным порядке) персонолизируется в творческих личностях Алеся Аркуша, Эдуарда Акулина, Игоря Бобкова, Елены Браво, Александра Бодака, Сергея Веретило, Адама Глобуса, Сергея Дубовца, Анатолия Козлова, Бориса Петровича, Сергея Рублевского, Людмилы Рублевской, Владимира Степана, Анатолия Сыса, Андрея Федоренко, Виктора Шнипа и др., остается серединным. Это значит, что и во второй половине 2010-х оно остается одной из конститутивных причин литературного процесса, как бы аргументируя неслучайность явлений и сюжетов текущей литературной жизни.
 

По логике современного культурного маркетинга влиятельность (=«информационный вес») литератора напрямую связывается со степенью его (само)провозглашения. Имеется в виду его присутствие, утвержденность в информационном пространстве, причем даже не столько как автора текстов, сколько как медийного персонажа участника интервью, дискуссий, форумов, акций, мероприятий, других мероприятий, которые обязательно громко анонсируются и щедро освещаются. В контексте рассуждений о специфике новой информационной реальности интересно обратить внимание на то, что серединное поколение белорусских писателей с одинаковым успехом практикует две разнонаправленные стратегии литературно-творческой самоактуализации. Одни из них (условные «лит-экстраверты») предпочли стратегию регулярного самопровозглашения. Другие (условные «лит-интроверты») придерживаются традиций минимальных публичных выступлений (иногда даже публичного молчания).


На этом парадоксы отечественного литературного бытия не заканчиваются, так как при всем многообразии упомянутых стратегических переплетений есть писатели, чье литературное творчество и жизнь в литературе остаются вне матриц.


Особого внимания в контексте осмысления феномена серединного поколения требует личность Алеся Бодака – вследствие изобретения им еще одной жизнетворческой стратегии.


Алесь Бодак родился 28 февраля 1966 года в деревне Турки Ляховичского района Брестской области. В 1983 году поступил на филологический факультет Белорусского государственного университета, учеба прерывалась из-за службы в армии (1984-1986) и завершилась в 1990 году. Первые стихи появились в газете «Пионер Беларуси» в 1979 году. В прошлом веке первым в списке приобретений писателя, записанных во многих биографических сведениях, было звание «поэт-песенник». Между тем, уже во второй половине 1990-х оно перестало быть первоочередным. К середине 2010-х А.Бодак стал автором полутора десятков книг, из них три – поэтические сборники. Сборник «взрослой» прозы, как обмолвился в одном из редких интервью автор, на подходе. Писатель опубликовал ряд книг для детей («Маленький человек в большом мире» (1995), «Воробей с рогаткой» (1999), «Необычное путешествие в Страну Ведьм» (2001) и др.) и повесть для подростков «Одинокий восьмиклассник хочет познакомиться» (2007); автор книг популярной серии «Всем обо всем»: «Растения» (2008), «Животные» (2009), «Птицы» (2010), «Насекомые» (2011), «Водный мир» (2012). Выступал в печати со статьями, эссе, рецензиями. Стихотворные и прозаические произведения А.Бодака «помещались в периодике и антологиях в Сербии, Черногории, Венгрии, России, Казахстане, Азербайджане» [2].


Первая книга стихов А.Бодака «Будзень» была издана в дебютной серии «Мастацкай літаратуры» в 1989 году; ее редактором стал известный писатель, литературовед, легендарный «декан-поэт» филологического факультета БГУ Олег Антонович Лойко.


Сборник «Будзень» рожден поэзией реальности: в будничности вещей и событий содержится не только предчувствие необъяснимой сложности бытия, но и возможность ее толкования. Произведения содержат подчеркнуто познавательные образы действительности. Автор не пожертвовал художественностью образного воспроизведения жизни на благо своеобразной фото-документалистики, но старался по-своему восстановить темпоритм повседневности как обычного чуда:

 

Цэлы дзень кастрычнік сеяў

дождж,

і вось зараз,

пад вечар,

на голых галінах дрэў,

на апалым лісці,

на дахах дамоў

паволі

узыходзіць

смутак.

«***Цэлы дзень кастрычнік сеяў...»

 

Целый день октябрь сеял
дождь,
и вот теперь,
под вечер,
на голых ветвях деревьев,
на палой листве,
на крышах домов
потихоньку
восходит
печаль.


«*** Целый день октябрь сеял ...»

 

В стихах А.Бодака не найдешь стилевого орнаментализма, этакого образно-изобразительного излишества. Но их нельзя назвать и образцами автологического стиля, художественной аскезы. В «Будзені» зарождается та описательность, своеобразная эпичность поэтической речи, которая видится одной из ключевых оценок позднего стихосложения творца.
 

Состояние лирического героя этого сборника – естественная жизнерадостность, она господствует и в мире окружающем; его поэт стремится воспроизвести как что-то вещественное – и многолико-подвижное:

 

Мулка на цені сваім пастушку.

Жмурыць блакітныя вочы і сумна

Ў неба глядзіць і чакае, пакуль

Воблака

Сонца ў кішэню засуне.

                                         «На пашы»

 

Жестко на тени своей пастушку.
Щурит голубые глаза и печально
В небо смотрит и ждет, пока
Облако
Солнце в карман засунет.

                                         «На пастбище»

 

Второй сборник стихов и песен – «За ценем самотнага сонца» («За тенью одинокого солнца») – был издан «Мастацкай літаратурай» в 1995 году. Неподдельное внимание к реальному миру способствовало «эпической детализации» жизненной панорамы в произведениях этой книги А.Бодака. «Одиноко-солнечные» стихи приближаются к лироэпосу; поэта по-прежнему привлекает не столько метафизика страсти, сколько хроника разлук. Таким образом, и в содержательном плане вторая книга стала логическим продолжением первой, с логическим же заглублением поэта в недра одиночества.


Одинокий – стержневой эпитет второго сборника (стихи «Сказка без конца», «Слепой», «Черт» и др.). Настроение, тональность его можно очень приблизительно определить как медитативно-элегическую, что впитывает всю палитру уединенности:
 

Сустракаемся рэдка зусім,

А ўсё больш расстаёмся з табою.

Наша шчасце — аранжавы дым,

Ціхі шлях ад самоты да болю.

   «***Мы ніколі не станем радней...»

 

Я выпадковы і позні тут госць.

Я не прыеду сюды, мабыць, болей.

Не пасябруюць твая весялосць

З ціхай маёю журбою.

   «***Я выпадковы і позні тут госць...»

 

Встречаемся совсем редко,
А все более расстаемся с тобой.
Наше счастье – оранжевый дым,
Тихий путь от одиночества к боли.

   «*** Мы никогда не станем роднее ...»

Я случайный и поздний здесь гость.
Я не приеду сюда, пожалуй, больше.
Не подружится твоя веселость
С тихой моею печалью.

   «*** Я случайный и поздний здесь гость ...»
 

Кстати, стоит заметить, что лирический герой А.Бодака спокойно несет приговор онтологической уединенности, разлитой в самом ритме отечественных будней.


Хотя в середине 1990-х поэт по-прежнему предпочитает стихотворения и песни, во второй книге можно уже отыскать ростки будущих поэм «Чарга», «Праклён» («Очередь», «Проклятие»).
 

Семена были брошены еще в «Будні» (стихотворение «Тень»), но понадобились полтора десятилетия, чтобы жизнь и бытие (физика и метафизика) встретились в поэмах «Маланкавага посаху» «Жезла молнии».

Книга лирики «Маланкавы посах» вышла в 2004 году, также в «Мастацкай літаратуре». Ее составили разделы «Тайный сад», «Печаль опавших листьев», «Тень», «Пурпурное солнце», «Возвращение на Млечный путь».


Эпиграфом к первому сборнику А.Бодак выбрал собственное четверостишие из стихотворения «Гость» (раздел «Сестра моя молния»), тем самым подтвердив топовые мотивы и образы своего поэтического творчества:

 

Жывуць у небе змалку

На лецішчы вятроў –

Сястра мая маланка

І сумны брат мой гром.

 

Живут в небе детства
На даче ветров –
Сестра моя молния
И печальный брат мой гром.

 

Стихотворение, одноименное названию сборника, открывает книгу – и становится своеобразными вратами в двумирность художественной антологии, где внешняя действительность есть иноуказание на мир сущностей.


Именно поэмы определяют концептуальную «топографию» этой книги. Первый раздел «Тайный сад», настрой которого должен задаваться стихотворением «Скучаю» и усиливаться «Одиночеством», суммируется поэмой «Эмиграция». Лирический герой осуждается на двойственность существования и внутреннюю неопределенность как бы самой логикой бытия. «Эмигрант» здесь – не жертва обстоятельств или чужой воли; «душой в эмиграции» – это волеизъявление:

Я не хацеў вяртацца больш назад,

Да лёсам неацэненае працы,

Да векам напрыдуманых пасад.

Хто я цяпер? Звычайны эмігрант —

Не плоццю, а душой у эміграцыі.

                                           «Эміграцыя»

 

Я не хотел возвращаться больше назад,
К судьбой не оцененному труду,
К веком напридуманных должностей.
Кто я теперь? Обычный эмигрант –
Не плотью, а душой в эмиграции.

                                           «Эмиграция»



Во втором разделе – «Печаль опавших листьев» – лирический герой жертвует всегдашним своим одиночеством в пользу... скорби («...незнакомый, бездонный, // усталая печаль опавших листьев»). Раздел завершается поэмой «Ра» – одним из тех немногих в новейшей белорусской литературе произведений, где «важные проблемы действительности раскрываются одновременно эпическими (наличие в произведении сюжета, характеров) и лирическими (образ лирического героя, многочисленные лирические отступлении) средствами»[3, с. 233]. Серцевиной поэмы является мифологема возвращения, что воплощается в символах, которые якобы без труда объясняются – и могут бесконечно расшифровываться.

Я пехатой назад пайшоў — наўсцяж

Нямых вякоў, дзе засталіся продкі.

Шлях да Айчыны адусюль кароткі,

Калі твая Айчына не міраж.

                                                      «Ра»

 

Я пешком обратно пошел – вдоль
Немых веков, где остались предки.
Путь к Отечеству отовсюду короткий,
Если твоя Отчизна не мираж.

                                                      «Ра»


В третьем разделе – «Тень» – внимание привлекает одноименная поэма, причем как раз в своеобразном эпилоге к ней («На полях поэмы «Тень») наиболее отчетливо ощущается пульс специального неосимволизма, что включает и романтические порывы, и собственно символистские выискивания, и даже вторжение будничных вещей в мир сущностей. В поэмах «Жезла молнии» вездесущее у А.Бодака одиночество как бы утрачивает свою вещественность: здесь царят, скорее, созерцательность, медитативность. Стихи в сборнике являются плодом поэтизации действительности, они содержат такие важные для индивидуально-творческого стиля А.Бодака черты, как точность поэтического изображения («*** Идут холодные дожди ...»), безучастность, безразличие к стилевым роскошам («Осенний этюд»), размеренный ритмико-интонационный рисунок («***Произнести «нравишься» легче... »). Все это производит впечатление чрезвычайно удачной встречи важного для поэта содержания с единственно возможной формой:

Вогнішча вецер раздзьмуць паспрабуе —

Дым страпянецца і шлях загародзіць.

Ціха ў яго я ўвайду і адчую:

Лісця душа

У мяне

Уваходзіць.

                                   «Смутак апалага лісця»

 

Ветер попробует раздуть костер -
Дым встрепенется и путь загородит.
Тихо в него я войду и почувствую:
Листьев душа
Входит

В меня.
                                   «Печаль опавших листьев»


С началом 2000-х годов центр внимания А.Бодака перемещается от лирики и лироэпоса к прозе. В качестве прозаика он предпочитает жанр рассказа («Баптистка», «По ту сторону отражения»), повести («Не смотрите в снах на луну»); в отношениях с детской аудиторией любимым жанром А.Бодака остается повесть-сказка («Необычное путешествие в Страну Ведьм,«В темном лесу за синей речкой»,«Про Обезьянку Читу и ее друзей» и др.).
 

В 2007 году в журнале «Маладость» была опубликована повесть «Одинокий восьмиклассник хочет познакомиться». Если верить окололитературной мифологии, произведение появилось в результате писательского заговора. Якобы в 2000-х годах Раиса Боровикова, Алесь Бодак, Алесь Наварич и Андрей Федоренко сговорились написать несколько прозаических произведений для подростков, чтобы способствовать превращению белорусского подростковой литературы в настоящий бренд национального искусства слова. Сейчас можно уверенно говорить, что именно проза для подростков как целеустремленный литературный проект в рамках первого десятилетия XXI века стала чрезвычайно плодотворной реакцией отечественной литературы на вызовы современной информационной реальности.


Впрочем, повесть А.Бодака «Одинокий восьмиклассник хочет познакомиться» вряд ли следует считать исключительно произведением для подростков: «...две сюжетные линии, объединенные темой первой любви: одна из них переносит читателя в школу начала 80-х годов ХХ века, вторая разворачивается на фоне сегодняшнего дня» (согласно аннотации к первому книжного издания повести) [4] на самом деле охватывают проблемно-тематический диапазон, несравнимо более широкий, чем школьные отношения подростков и взрослых, взаимоотношения учеников и учителей.

Основным принципом композиционного построения повести является двухплановость (в которой нам слышится эхо двувсемирности, эхо которой соединяет стихотворения «Будзень» с поэмами «Жезла молнии»). Один из сюжетных планов разворачивается в 1985 году как история влюбленности восьмиклассника Сергея Василевича в двадцатилетнюю учительницу биологии Татьяну Антоновну Высоцкую (Танечку, как называли ее между собой ученики). Через двадцать лет рассказчик оказывается в школе в качестве приглашенного гостя, куда его пригласил друг-учитель. Пригласил с нескрываемой целью: чтобы гость-писатель выступил в качестве арбитра в одном чрезвычайном школьном происшествии («Здесь один восьмиклассник хотел учительницу с помощью интернета шантажировать» [5, с. 124]. «Специфическая дискретность рассказа (чередование бывшего и настоящего, вставные эссе и др.)», по мнению Л.Олейник, «никоим образом не препятствует выявлению логики событий. На протяжении рассказа автор сохраняет меру композиционной последовательности, постепенно подводя к сути давнего конфликта; чисто повествовательной в воспоминания детства, до мелочей воспроизводит бывший детский мир, вспоминает почти забытые мысли, эмоции, впечатления...»[6, с. 98].


Многоплановость сюжетно-композиционного построения (кроме основных, имеются еще и побочные сюжетные линии, лирические отступления, вставные мини-новеллы), взаимопроникновение и взаимопереплетение разных временных слоев, отсутствие резких переходов между ними создает ощущение некой неуловимой и вместе с тем очевидной мистификации, в которую автор вовлекает читателя. Подчеркнуто реалистичные и якобы придуманные автором персонажи кажутся одинаково действительными, живыми. Настолько, что начинаешь напрямую отождествлять автора и юного Сергея Василевича, взрослого рассказчика.


Для автора повести «Одинокий восьмиклассник хочет познакомиться» взросление – это процесс, «границы» которого совпадают с человеческой жизнью. Наблюдая за собой, пристально в себя вглядываясь, рассказчик формулирует свое видение общего закона взросления: «Мы расстаемся с детством не тогда, когда становимся совершеннолетними, а тогда, когда перестаем понимать смысл поступков, которые делали в детстве. В тридцать лет таскать девочек за косы не то, что противно (в тридцать мы часто делаем вещи куда более скверные), просто перестаешь видеть в этом действии всякий смысл»[5, с. 140].

По версии А.Бодака, процесс взросления длится через детство, юность, молодость, собственно зрелость; он просто не может закончиться, как не заканчивается личность того или иного человека даже после его ухода в небытие, продолжаясь в памяти о нем...


Открытые финалы (именно так, во множественном числе) этого, также других произведений А.Бодака могут быть «дописаны» каждым читателем по-своему; они видятся приглашением к написанию истории собственного взросления.


Кажется, что сам А.Бодак именно этим и занимается. По собственному признанию, он пишет медленно: на небольшую повесть отдал около пяти лет. Конечно, можно только предполагать, что является причиной этой неспешности – страдания или наслаждение от словотворчества. Возможно, эти составляющие равновеликие и одинаково необходимы для появления произведений, которые будут важны читателю разновозрастному и разновременному.

«О чем писать? // Высоко наши звезды, // Что им до нашей тусклой суеты...», – сокрушенно рассуждал лирический герой одного из стихов Л.Рублевской. Чтобы А.Бодаку не тратить время на подобные размышления, можно уже сегодня озвучить короткий список читательских ожиданий: новых поэм – дюжина, повестей (размера европейского романа) – полдюжины (не меньше). И еще что-нибудь – на его вкус, который до сих пор не обманывал ожиданий любителей поэзии, прозы, критики... и даже инструкций.

 

Спіс літаратуры:

 

1. Шаўлякова-Барзенка, І. Л. «Утылітарная аксіялогія»: беларуская літаратура канца ХХ  –  пачатку  ХХІ  стагоддзяў  у  рэтраперспектыве  тыпаў  літаратурнай  творчасці  /

І.Л. Шаўлякова-Барзенка  //  Науковий  вісник  Волинського  національного  універсітету імені Лесі Укра?нки. Філологічні наукі. Літературознавство. – Луцьк, 2010. – No 11. – С. 280-284.

2. Пяць  «Пра...»  Алеся  Бадака  [Электронны  рэсурс].  –  Рэжым  доступу:  http://news.21.by/other-news/2013/04/10/747270.html. – Дата доступу: 28.01.2016.

3. Рагойша, В. Тэорыя літаратуры ў тэрмінах : Дапам. / В.Рагойша. – Мінск : Беларуская энцыклапедыя, 2001. – 384 с.

4. Адзінокі васьмікласнік хоча пазнаёміцца : аповесці / укладальнік М.Н.Мінзер. –

Мінск : Литература и Искусство, 2008. – 176 с.

5. Бадак,  А.  Адзінокі  васьмікласнік  хоча  пазнаёміцца  /  А. Бадак  //  Дзікі  голуб: зб. 

сучас. беларус. прозы і крытыкі / уклад. Мікола Мінзер. – Мінск : Літаратура і Мастацтва, 2011. – 232 с.

6. Алейнік,  Л.  «Рамантыкі»  і  «рэалісты»  /  Л.Алейнік  //  Вандроўкі  вакол  самотнага  сонца:  беларуская  літаратура  пачатку  ХХІ  стагоддзя  ў  літаратуразнаўчых  аглядах  і 

эскізах : зб. артыкулаў / уклад. І. Л. Шаўлякова-Барзенка. – Мінск : Нац. ін-т адукацыі,

2011. – С. 76-100.

 

Артыкул паступіў у рэдакцыю 1 лютага 2016 г


 

Паэзія рэча(ў)існасці

(Творчая індывідуальнасць Алеся Бадака)

(Скан, могут быть ошибки — А.Н.)

 

 

На фоне найбольш заўважных трэндаў (канцэптуальна-каштоўнасных) і брэндаў (жанрава-стылявых) сусветнай мастацкай славеснасці беларуская літаратура начатку XXI стагоддзя бачыцца феноменам парадаксальным. У тым сэнсе, што вектары аксіялагічнага, эстэтычнага, уласна мастацкага руху аказваюцца скіраванымі як бы супраць агульнай плыні. Напрыклад, пошукі канстытутыўных асноў асобаснага быцця як неад'емнай часткі нацыянальнай анталогіі насуперак агульнай тэндэнцыі да індывідуацыі (тут: як агрэсіі індывідуальнага, маніфестацыі яго каштоўнаснай і экзістэнцыйнай самадастатковасці). У якасці адной з адметных асаблівасцей беларускай літаратуры можна вылучыць увагу да «пазатрэндавых» жанраў: філасофска- і сацыяльна-псіхалагічнага рамана, гісторыяцэнтрычнага рамана як узору «вялікага эпасу», да лірычнай прозы, сацыяльнай сатыры, філасофска-медытатыўнага ліраэпасу і інш. I гэта пры абыякавасці да літаратурнага хорару, трылера (у тым ліку – мастацтвазнаўчага), фэнтэзі, кіберпанка і да т.п. У беларускім літаратурна-мастацкім дыскурсе апошніх двух дзесяцігодцзяў пачынае складвацца паэтыка сімфанічнага тыпу. Для беларускага прыгожага пісьменства, дзе дамінуе класічны тып творчасці [1], гэта азначае, што так званая ўнутраная форма словатворчасці задаецца рэалістычным спосабам мастацкага аднаўлення быцця. А вось мастацкі тэкст як плён вобразнага аднаўлення свету можа ўяўляць плён складанага (сімфанічнага) суладдзя розных мастацкіх сістэм, сярод якіх могуць быць (у розных варыяцыях) пострамантызм, постсентыменталізм, неасімвалізм, неабарока, поставангардызм.

 

Згаданы вышэй парадаксалізм характарызуе не толькі быццё беларускай літаратуры ў агулбнасусветным літаратурным кантэксце, але і некаторыя з'явы ўнутрылітаратурнага развіцця. Напрыклад, так званае сярэдзіннае пакаленн беларускіх пісьменнікаў.

 

У першай палове 2000-х гадоў гэтак зручна было пазначаць тагачасных саракагадовых (плюс/мінус колькі год) літаратараў, якіх у полі прыцягнення адно аднаго трымала ўжо не маніфестацыя еднасці (канцэптуальнай ці эстэтычнай), а супольная гісторыя фарміравання творчых індывідуальнасцей, што прыпала на другую палову 1980-х — 1990-я гады. Парадокс у тым, што час ідзе, з'яўляюцца новыя аўтары (не без маніфестаў і праектаў), але літаратурнае пакаленне, якое (у алфавітна-бесстаронным парадку) персаніфікуецца ў творчых асобах Алеся Аркуша, Эдуарда Акуліна, Ігара Бабкова, Алены Брава, Алеся Бадака, Сяргея Верацілы, Адама Глобуса, Сяргея Дубаўца, Анатоля Казлова, Барыса Пятровіча, Сяргея Рублеўскага, Людмілы Рублеўскай, Уладзіміра Сцяпана, Анатоля Сыса, Андрэя Федарэнкі, Віктара Шніпа і інш., застаецца сярэдзінным. Гэта значыць, што і ў другой палове 2010-х яно застаецца адным з канстытутыўных чыннікаў літаратурнага працэсу як бы аргументуючы невыпадковасць з'яў і сюжэтаў бягучага літаратурнага жыцця.

 

Паводле логікі сучаснага культурнага маркетынгу ўплывовасць (=«інфармацыйная вага») літаратара наўпрост звязваецца са ступенню яго (сама)прамоўленасці. Маецца на ўвазе яго прысутнасць, сцверджанасць у інфармацыйнай прасторы, прычым нават не столькі як аўтара тэкстаў, колькі як медыйнага персанажа удзельніка інтэрв'ю, дыскусій, форумаў, акцый, імпрэз, іншых мерапрыемстваў, якія абавязкова гучна анансуюцца і шчодра асвятляюцца. У кантэксце разваг пра спецыфіку новай інфармацыйнай рэальнасці цікава звярнуць увагу на тое, што сярэдзіннае накаленне беларускіх пісьменнікаў з аднолькавым поспехам практыкуе дзве рознаскіраваныя стратэгіі літаратурна-творчай самаактуалізацыі. Адны з іх (умоўныя «літ-экстраверты») упадабалі стратэгію рэгулярнага самапрамаўлення.  Іншыя  (умоўныя  «літ-інтраверты»)  прытрымліваюцца  традыцый мінімальнага публічнага маўлення (часам нават публічнага маўчання).

 

На гэтым парадоксы айчыннага літаратурнага быцця не заканчваюцца, бо пры ўсёй размаітасці згаданых стратэгічных суплётаў ёсць пісьменнікі, чыя літаратурная творчасць і жыццё ў літаратуры застаюцца па-за матрыцамі.

 

Адметнай увагі ў кантэксце асэнсавання феномена сярэдзіннага пакалення вымагае асоба Алеся Бадака — з прычыны вынаходніцтва ім яшчэ адной жыццятворчай стратэгіі.

 

Алесь Бадак нарадзіўся 28 лютага 1966 года ў вёсцы Туркі Ляхавіцкага раёна Брэсцкай вобласці. У 1983 годзе паступіў на філалагічны факультэт Беларускага дзяржаўнага ўніверсітэта, вучоба перапынялася з-за службы ў арміі (1984—1986) і завяршылася ў 1990 годзе. Першыя вершы з’явіліся ў газеце «Піянер Беларусі» ў 1979 годзе. У мінулым стагоддзі першым у спісе набыткаў пісьменніка, занатаваных у шматлікіх біяграфічных звестках, было званне «паэт-песеннік». Між тым, ужо  ў  другой  палове  1990-х  яно  перастала  быць  першачарговым.  Да  сярэдзіны 2010-х А. Бадак стаў аўтарам паўтара дзясятка кніг, з іх тры — паэтычныя зборнікі. Зборнік «дарослай» прозы, як абмовіўся ў адным з рэдкіх інтэрв’ю аўтар, на падыходзе.  Пісьменнік  апублікаваў  шэраг  кніг  для  дзяцей  («Маленькі  чалавек  у вялікім  свеце»  (1995),  «Верабей  з  рагаткай»  (1999),  «Незвычайнае  падарожжа  ў Краіну Ведзьмаў» (2001) і інш.) і аповесць для падлеткаў «Адзінокі васьмікласнік хоча пазнаёміцца» (2007); аўтар кніг папулярнай серыі «Усім пра ўсё»: «Расліны» (2008),  «Жывёлы»  (2009),  «Птушкі»  (2010),  «Насякомыя»  (2011),  «Водны  свет» (2012). Выступаў у друку з артыкуламі, эсэ, рэцэнзіямі. Вершаваныя і празаічныя творы  А.Бадака  «змяшчаліся  ў  перыёдыцы  і  анталогіях  у  Сербіі,  Чарнагорыі, Венгрыі, Расіі, Казахстане, Азербайджане» [2].

 

Першая кніга вершаў А.Бадака «Будзень» была выдадзена ў дэбютнай серыі «Мастацкай  літаратуры»  ў  1989  годзе;  яе  рэдактарам  стаў  вядомы  пісьменнік, літаратуразнаўца,  легендарны  «дэкан-паэт»  філалагічнага  факультэта  БДУ Алег Антонавіч Лойка.

 

Зборнік  «Будзень»  народжаны паэзіяй рэальнасці : у будзённасці рэчаў  і  падзей  утрымліваецца  не  толькі  прадчуванне  невытлумачальнай  складанасці быцця, але  і  магчымасць  яе  вытлумачэння.  Творы  ўтрымліваюць  падкрэслена пазнавальныя вобразы рэчаіснасці. Аўтар не ахвяраваў мастацкасцю вобразнага аднаўлення жыцця на карысць своеасаблівай фотадакументалістыкі, але імкнуўся па-свойму аднавіць тэмпарытм паўсядзённасці як звычайнага цуду:

 

Цэлы дзень кастрычнік сеяў

дождж,

і вось зараз,

пад вечар,

на голых галінах дрэў,

на апалым лісці,

на дахах дамоў

паволі

узыходзіць

смутак.

 

«***Цэлы дзень кастрычнік сеяў...»

 

У вершах А. Бадака не знойдзеш стылёвага арнаменталізму, гэткай вобразнавыяўленчай збыткоўнасці. Але іх нельга назваць і ўзорамі аўталагічнага стылю, мастацкай  аскезы.  У  «Будні»  запачаткоўваецца  тая  апісальнасць,  своеасаблівая эпічнасць паэтычнага маўлення, якая бачыцца адной з ключавых адзнак пазнейшага вершавання творцы.

 

Стан лірычнага героя гэтага зборніка — натуральная жыццярадаснасць, яна пануе і ў свеце навакольным; яго паэт імкнецца аднавіць як штосьці рэчыўнае — і шматаблічна-рухомае:

 

Мулка на цені сваім пастушку.

Жмурыць блакітныя вочы і сумна

Ў неба глядзіць і чакае, пакуль

Воблака

Сонца ў кішэню засуне.

                                         «На пашы»

 

Другі зборнік вершаў і песень — «За ценем самотнага сонца» — быў выдадзены  «Мастацкай  літаратурай»  у  1995  годзе.  Непадробная  ўвага  да  рэчаіснага свету  спрыяла  «эпічнай  дэталізацыі»  жыццёвай  панарамы  ў  творах  гэтай  кнігі А.Бадака.  «Самотна-сонечныя»  вершы  набліжаюцца  да  ліра-эпасу ;  паэта  па-ранейшаму вабіць не столькі метафізіка жарсці, колькі хроніка расстанняў. Такім чынам, і ў змястоўным плане другая кніга сталася лагічным працягам першай, з лагічным жа заглыбленнем паэта ў нетры самоты.

 

Самотны  — стрыжнявы эпітэт другога зборніка (вершы «Казка без канца», «Сляпы»,  «Чорт»  і  інш.).  Настрой,  танальнасць  яго  можна  вельмі  прыблізна вызначыць як медытатыўна-элегічную, што ўбірае ўсю палітру самотнасці:

 

Сустракаемся рэдка зусім,

А ўсё больш расстаёмся з табою.

Наша шчасце — аранжавы дым,

Ціхі шлях ад самоты да болю.

   «***Мы ніколі не станем радней...»

 

Я выпадковы і позні тут госць.

Я не прыеду сюды, мабыць, болей.

Не пасябруюць твая весялосць

З ціхай маёю журбою

   «***Я выпадковы і позні тут госць...»

 

Дарэчы, варта заўважыць, што лірычны герой А.Бадака спакойна нясе вырак анталагічнай  самотнасці, разлітай у самім рытме айчынных будняў.

 

Хаця ў сярэдзіне 1990-х паэт па-ранейшаму аддае перавагу вершу і песні, у другой кнізе можна ўжо адшукаць парасткі будучых паэм («Чарга», «Праклён»).

 

Насенне  было  кінутае  яшчэ  ў  «Будні»  (верш  «Цень»),  але  спатрэбіліся  паўтара  дзесяцігоддзя,  каб  жыццё  і  быццё  (фізіка  і  метафізіка)  сустрэліся  ў  паэмах «Маланкавага посаху».

 

Кніга лірыкі «Маланкавы посах» выйшла ў 2004 годзе, таксама ў «Мастацкай літаратуры». Яе склалі раздзелы «Таемны сад», «Смутак апалага лісця», «Цень», «Пурпуровае сонца», «Вяртанне на Млечны шлях».

 

Эпіграфам  да  першага  зборніка  А.Бадак  абраў  уласнае чатырохрадкоўе з верша «Госць» (раздзел «Сястра мая маланка»), тым самым пацвердзіўшы топавыя матывы ды вобразы сваёй паэтычнай творчасці:

 

Жывуць у небе змалку

На лецішчы вятроў —

Сястра мая маланка

І сумны брат мой гром.

 

Верш, аднайменны назве зборніка, адкрывае кнігу — і становіцца своеасаблівай брамай у двухсусветнасць мастакоўскай анталогіі, дзе вонкавая рэчаіснасць ёсць іншаўказаннем на свет сутнасцей.

 

Менавіта паэмы вызначаюць канцэптавую «тапаграфію» гэтай кнігі. Першы раздзел «Таемны  сад»,  настраёвасць  якога  мусіць  задавацца  вершам  «Сумую»  і  ўзмацняцца  «Самотай»,  падсумоўваецца  паэмай  «Эміграцыя».  Лірычны  герой асуджаецца на дваістасць існавання і ўнутраную няпэўнасць як бы самой логікай быцця. «Эмігрант» тут — не ахвяра абставін альбо чужой волі; «душой у эміграцыі» — гэта волевыяўленне:

 

Я не хацеў вяртацца больш назад,

Да лёсам неацэненае працы,

Да векам напрыдуманых пасад.

Хто я цяпер? Звычайны эмігрант —

Не плоццю, а душой у эміграцыі.

                                           «Эміграцыя»

 

У  другім  раздзеле  —  «Смутак  апалага  лісця»  —  лірычны  герой  ахвяруе заўсёднаю  сваёю  самотнасцю  на  карысць...  смутку  («...незнаёмы,  бяздонны,  // стомлены  смутак  апалага  лісця»).  Раздзел  завяршаецца  паэмай  «Ра»  —  адным з  тых  нешматлікіх  у  найноўшай  беларускай  літаратуры  твораў,  дзе  «важныя праблемы  рэчаіснасці  раскрываюцца  адначасова  эпічнымі  (наяўнасць  у  творы сюжэта,  характараў)  і  лірычнымі  (вобраз  лірычнага  героя,  шматлікія  лірычныя адступленні) сродкамі» [3, с. 233]. Сарцавінай паэмы ёсць міфалагема вяртання, што ўрэчаўляецца ў сімвалах, якія нібыта без цяжкасцей тлумачацца — і могуць бясконца расшыфроўвацца.

 

Я пехатой назад пайшоў — наўсцяж

Нямых вякоў, дзе засталіся продкі.

Шлях да Айчыны адусюль кароткі,

Калі твая Айчына не міраж.

                                                      «Ра»

 

 

У  трэцім  раздзеле  —  «Цень»  —  увагу  прыцягвае  аднайменная  паэма,  прычым  якраз  у  своеасаблівым  эпілогу  да  яе  («На  палях  паэмы  «Цень»)  найбольш выразна  адчуваецца  пульс  адмысловага  неасімвалізму,  што  ўлучае  і  рамантычныя  парыванні,  і  ўласна  сімвалісцкія  вышукванні,  і  нават  уварванні  будзённых рэчаў у свет сутнасцей. У паэмах «Маланкавага посаху» ўсюдыісная ў А.Бадака самота  як  бы  траціць  сваю  рэчыўнасць:  тут  пануюць,  хутчэй,  сузіральнасць, медытатыўнасць.  Вершы  ў  зборніку  ёсць  плёнам  паэтызацыі  рэчаіснасці,  яны ўтрымліваюць такія важныя для індывідуальна-творчага стылю А.Бадака рысы, як дакладнасць паэтычнага малюнка («***Ідуць халодныя дажджы...»), безуважнасць,  абыякавасць  да  стылявых  раскошаў  («Восеньскі  эцюд»),  размераны  рытміка-інтанацыйны  малюнак  («***Прамовіць  «падабаешся»  лягчэй...»).  Усё  гэта робіць  ўражанне  надзвычай  удалай  сустрэчы  важнага  для  паэта  зместу  з  адзіна магчымай формай:

 

Вогнішча вецер раздзьмуць паспрабуе —

Дым страпянецца і шлях загародзіць.

Ціха ў яго я ўвайду і адчую:

Лісця душа

У мяне

Уваходзіць.

                                   «Смутак апалага лісця»

 

З  пачаткам  2000-х  гадоў  цэнтр  увагі  А.Бадака  перамяшчаецца  ад  лірыкі і  ліраэпасу  да  прозы.  У  якасці  празаіка  ён  аддае  перавагу  жанрам  апавядання («Баптыстка»,  «Па  той  бок  адлюстравання»),  аповесці  («Не  глядзіце  ў  снах  на поўню»); у стасунках з дзіцячай аўдыторыяй улюбёным жанрам А.Бадака застаецца  аповесць-казка  («Незвычайнае  падарожжа  ў  Краіну  Ведзьмаў,  «У  цёмным лесе за сіняй рэчкай», «Пра Малпачку Чыту і яе сяброў» і інш.).

 

У 2007 годзе ў часопісе «Маладосць» была апублікавана аповесць «Адзінокі васьмікласнік  хоча  пазнаёміцца».  Калі  верыць  калялітаратурнай  міфалогіі,  твор з’явіўся  ў  выніку  пісьменніцкай  змовы.  Нібыта  ў  2000-х  гадах  Раіса  Баравікова,  Алесь  Бадак,  Алесь  Наварыч  і  Андрэй  Федарэнка  змовіліся  напісаць  некалькі празаічных  твораў  для  падлеткаў,  каб  паспрыяць  ператварэнню  беларускай  падлеткавай  літаратуры  ў  сапраўдны  брэнд  нацыянальнага  мастацтва  слова.  Зараз можна  ўпэўнена  гаварыць,  што  менавіта  проза  для  падлеткаў  як  мэтаскіраваны літаратурны  праект  у  межах  першага  дзесяцігоддзя  ХХІ  стагоддзя  сталася  надзвычай плённай рэакцыяй айчыннай літаратуры на выклікі сучаснай інфармацыйнай рэальнасці.

 

Зрэшты, аповесць А.Бадака «Адзінокі васьмікласнік хоча пазнаёміцца» наўрад  ці  варта  лічыць  выключна  творам  для  падлеткаў:  «...дзве  сюжэтныя  лініі, аб’яднаныя тэмай першага кахання: адна з іх пераносіць чытача ў школу пачатку 80-х гадоў ХХ стагоддзя, другая разгортваецца на фоне сённяшняга дня» (паводле анатацыі да першага кніжнага выдання аповесці) [4] насамрэч ахопліваюць праблемна-тэматычны абсяг, незраўнана шырэйшы за школьныя стасункі падлеткаў і дарослых, узаемаадносіны вучняў і настаўнікаў.

 

Асноўным  прынцыпам  кампазіцыйнай  будовы  аповесці  з’яўляецца  двухпланаваць  (у  якой  нам  чуецца  рэха  двухсусветавасці,  водгулле  якога  злучае  вершы «Будня» з паэмамі «Маланкавага посаху»). Адзін з сюжэтных планаў разгортваецца ў  1985  годзе  як  гісторыя  закаханасці  васьмікласніка  Сяргея  Васілевіча  ў  дваццацігадовую  настаўніцу  біялогіі  Таццяну  Антонаўну  Высоцкую  (Танечку,  як  звалі яе  між  сабой  вучні).  Праз  дваццаць  год  апавядальнік  аказваецца  ў  школе  ў  якасці  запрошанага  госця,  куды  яго  запрасіў  сябра-настаўнік.  Запрасіў  з  непрыхаванай мэтай:  каб  госць-пісьменнік  выступіў  у  якасці  арбітра  ў  адным  надзвычайным школьным здарэнні («Тут адзін васьмікласнік хацеў настаўніцу з дапамогай інтэрнэта шантажыраваць» [5, с. 124]. «Спецыфічная дыскрэтнасць аповеда (чаргаванне былога  і  сучаснага,  устаўныя  эсэ  і  інш.)»,  на  думку  Л.Алейнік,  «ніякім  чынам  не перашкаджае  выяўленню  логікі  падзей.  На  працягу  аповеда  аўтар  захоўвае  меру кампазіцыйнай паслядоўнасці, паступова падводзячы да сутнасці даўняга канфлікту; заглыбляючыся ва ўспаміны маленства, па драбніцы ўзнаўляе колішні дзіцячы свет, прыгадвае амаль забытыя думкі, эмоцыі, уражанні...» [6, с. 98].

 

Шматпланавасць сюжэтна-кампазіцыйнай будовы (акрамя асноўных, маюцца яшчэ і пабочныя сюжэтныя лініі, лірычныя адступленні, устаўныя міні-навелы), узаемапранікненне  і  ўзаемаперапляценне  розных  часавых  пластоў,  адсутнасць рэзкіх  пераходаў  паміж  імі  стварае  адчуванне  нейкай  няўлоўнай  і  разам  з  тым відавочнай містыфікацыі, у якую аўтар уцягвае чытача. Падкрэслена рэалістычныя і нібыта прыдуманыя аўтарам персанажы падаюцца аднолькава сапраўднымі, жывымі. Настолькі, што пачынаеш наўпрост атаясамліваць аўтара і юнага Сяргея Васілевіча, дарослага апавядальніка.

 

Для аўтара аповесці «Адзінокі васьмікласнік хоча пазнаёміцца» сталенне — гэта працэс, «межы» якога супадаюць з чалавечым жыццём. Назіраючы за сабою, пільна ў сябе ўглядаючыся, апавядальнік фармулюе сваё бачанне агульнага закона сталення:

 

«Мы  расстаёмся  з  дзяцінствам  не  тады,  калі  становімся  паўналеткамі,  а  тады,  калі  перастаём разумець сэнс учынкаў, якія рабілі ў дзяцінстве. У трыццаць гадоў цягаць дзяўчынак за косы не тое што брыдка (у трыццаць мы часта робім рэчы куды больш брыдкія), проста перастаеш бачыць у гэтым дзеянні ўсялякі сэнс» [5, с. 140].

 

Па  версіі  А.Бадака,  працэс  сталення  доўжыцца  праз  дзяцінства,  юнацтва,  маладосць,  уласна  сталасць;  ён  проста  не  можа  закончыцца,  як  не  заканчваецца асоба  таго  ці  іншага  чалавека  нават  пасля  яго  сыходу  ў  нябыт,  працягваючыся ў  памяці  пра  яго... 

 

Адкрытыя  фіналы   (менавіта  так,  у  множным  ліку)  гэтага, а  таксама  іншых  твораў  А.Бадака  могуць  быць  «дапісаныя»  кожным  чытачом  па-свойму;  яны  бачацца  запрашэннем  да  напісання  гісторыі  ўласнага  сталення. 

 

Здаецца, што сам А.Бадак менавіта гэтым і займаецца. Па ўласным прызнанні, ён піша марудна: на невялікую аповесць аддаў каля пяці год. Вядома, можна толькі меркаваць, што ёсць прычынай гэтай няспешнасці — пакуты ці асалода ад словатворчасці.  Магчыма,  гэтыя  складнікі  роўнавялікія  і  аднолькава  неабходныя  для з’яўлення твораў, што будуць важныя чытачу рознаўзроставаму і розначасаваму.

 

«Пра што пісаць? // Высока нашы зоры, // Што ім да нашай цьмянай мітусні...»,  —  скрушна  разважаў  лірычны  герой  аднаго  з  вершаў  Л.Рублеўскай.  Каб А.Бадаку не траціць час на падобныя роздумы, можна ўжо сёння агучыць кароткі спіс  чытацкіх  чаканняў:  новых  паэм  —  тузін,  аповесцей  (памеру  еўрапейскага  рамана) — паўтузіна (не менш). І яшчэ што-небудзь — на яго густ, які дагэтуль не падманваў чаканняў аматараў паэзіі, прозы, крытыкі... і нават інструкцый.

 

Спіс літаратуры:

 

1. Шаўлякова-Барзенка, І. Л. «Утылітарная аксіялогія»: беларуская літаратура канца ХХ  —  пачатку  ХХІ  стагоддзяў  у  рэтраперспектыве  тыпаў  літаратурнай  творчасці  /

І.  Л.  Шаўлякова-Барзенка  //  Науковий  вісник  Волинського  національного  універсітету імені Лесі Укра?нки. Філологічні наукі. Літературознавство. — Луцьк, 2010. — No 11. — С. 280—284.

2.  Пяць  «Пра...»  Алеся  Бадака  [Электронны  рэсурс].  —  Рэжым  доступу:  http://news.21.by/other-news/2013/04/10/747270.html. — Дата доступу: 28.01.2016.

3. Рагойша, В. Тэорыя літаратуры ў тэрмінах : Дапам. / В. Рагойша. — Мінск : Беларуская энцыклапедыя, 2001. — 384 с.

4. Адзінокі васьмікласнік хоча пазнаёміцца : аповесці / укладальнік М. Н. Мінзер. — Мінск : Литература и Искусство, 2008. — 176 с.

5.  Бадак,  А.  Адзінокі  васьмікласнік  хоча  пазнаёміцца  /  А.  Бадак  //  Дзікі  голуб  :  зб. сучас. беларус. прозы і крытыкі / уклад. Мікола Мінзер. — Мінск : Літаратура і Мастацтва, 2011. — 232 с.

6.  Алейнік,  Л.  «Рамантыкі»  і  «рэалісты»  /  Л.  Алейнік  //  Вандроўкі  вакол  самотнага  сонца:  беларуская  літаратура  пачатку  ХХІ  стагоддзя  ў  літаратуразнаўчых  аглядах  і 

эскізах : зб. артыкулаў / уклад. І. Л. Шаўлякова-Барзенка. — Мінск : Нац. ін-т адукацыі, 2011. — С. 76—100.

 

Артыкул паступіў у рэдакцыю 1 лютага 2016 г.

Оставить комментарий (0)
Система Orphus

Нас считают

Откуда вы

free counters
©2012-2016 «ЛитКритика.by». Все права защищены. При использовании материалов гиперссылка на сайт обязательна.