Что нужно для счастья?
Знаю Тамару Краснову-Гусаченко как отзывчивого, доброго, душевного, смелого человека с горячим сердцем и сложной судьбой. Поражает ее трудоспособность. В первую очередь, она поэтесса. Мое отношение к ее поэзии неоднозначное, однако в раннем творчестве находил замечательные стихотворения («Уж который спас Тамары Гусаченко»).
Считаю, что З.Пригодичу удалось создать наиболее полное представление о последней книге Т.Красновой-Гусаченко.
Писатели беззащитны перед читателями: они раскрывают свою душу, установки, потаенные мысли… И скрыть все это невозможно, поскольку информация сама по себе проникает в произведения, какой бы направленности они ни были. Вот и Тамара Ивановна в ее дебютной книге прозы как на ладони со своими мыслями. Мне печально, что она заблуждается в отношении недавнего нашего советского прошлого.
«А тут приватизировалось внаглую, почти задаром, без законов и правил, – все. Разрушались, останавливались гигантские производства, рушились моральные, нравственные устои общества, и в стране, самой могущественной в мире, самой приспособленной для благополучной, счастливой жизни, не нашлось специалистов и преданных людей, чтобы остановить, предупредить...
Чрезвычайно важен итог этих горестных размышлений. «Но теперь... – убежден Иван. – Скоро все изменится. Мы наберемся сил. Мы вернем своей Родине былую славу и могущество».
Вместе со своим героем убеждена в этом и автор книги».
Конечно, я стараюсь принимать всех такими, какие они есть. Неприемлемо для меня лишь агрессивное поведение. И замечательную, талантливую Тамару Краснову-Гусаченко я так же принимаю всем сердцем. Ее книгу «Жизнь – моя молитва» обязательно приобрету.
Алесь Новікаў
Тамара Краснова-Гусаченко
Что нужно для счастья?
Поэт переходит на прозу... Меня этот процесс всегда интересовал и волновал. Что лежит в его основе: поэт разочаровался в возможностях рифмованного слова, исчерпал свои поэтические резервы или, говоря словами Пушкина, года к суровой прозе клонят? Хочется исследовать реальность глубже, детальнее, магический кристалл поэзии сменить на суровое увеличительное стекло.
Передо мной сборник прозы известной поэтессы Тамары Красновой-Гусаченко «Жизнь – моя молитва». Две повести, несколько рассказов и три замечательных эссе. Читаю и понимаю, что однозначного ответа на поставленный вопрос не получу. В этой книге, как отмечает в предисловии секретарь правления Союза писателей России Николай Иванов, от первой строки до последней – поэзия в прозе.
Именно так: поэзия в прозе. И этот вывод можно проиллюстрировать несколькими примерами.
«Она стояла на холме, с которого когда-то открывался вид на ее деревню – великолепную, огромную, с утренними, вверх подымающимися пышными высокими столбами дыма, похожими на соцветия гигантских роз или георгин, эдакими бело-сине-розовыми бутонами над трубами. Деревня... Летом утопающая в садах, бушующих пеной цветущих вишен, черешен и яблонь, в урагане сирени, накрывающем гигантским свои кружевным крылом цветения дома, улицы, заборы...»
Эти неожиданные и точные образы: дым как соцветие гигантских георгин, ураган сирени, который накрывает своим кружевным крылом цветения дома, улицы – все это, право же, чистая поэзия.
Или в другом месте, где автор описывает первые ощущения деревенского пейзажа:
«Высоко-высоко заливалась, пела переливами небесной красоты какая-то птаха, пела, разговаривала, уговаривала, и так нам понятна была эта песня из детства: «Чьи вы? Чьи вы? Чьи вы?»
А вот как увиделся наблюдательному глазу, неравнодушному сердцу этот же пейзаж уже вблизи, при детальном рассмотрении:
«А еще дома с блестящими под луной крышами. Ну почему они так блестят, соломенные крыши, словно игрушки на сказочной елке, усыпанные блестками, и в памяти еще горят окна, словно тающие свечи в сугробах, и оплывающие с крыш одеялами голубые, синие, сиреневые снега».
Так увидеть прозу деревенской жизни может только поэт.
Впрочем, достоинство книги не в одной только поэзии, которой насыщены ее страницы. Очень важны философские раздумья автора о главных, насущных проблемах бытия, о нравственных императивах нашей сегодняшней жизни.
Скажем, о судьбе родной деревни. Когда-то в ней было четыреста с лишним дворов. На три километра тянулись эти дома, выстроенные вдоль укатанной, обрамленной сочной травкой-муравкой дороги и речки. Были хоть и небогатые, но добротные, чистенькие, ухоженные. Все с садами и непременно палисадниками, пленяющими всякого живого человека своими дивными флоксами, мальвами, георгинами и золотыми шарами...
Много бед пережила деревня: революцию, две войны, ледяные, опустошающие ветры репрессий. Однако, как подтверждает время, все эти беды оказались не страшнее «демократической» перестройки. В итоге родной деревни не стало. Сегодня в ней не наберется и четырех десятков домов, в которых доживают свой век старики и старухи.
«Да что деревни? – горестно восклицает автор. – Страны не стало. Могучей, казалось, вовек непобедимой державы не стало в один миг...» И лишь одним штрихом, одним маленьким эпизодом раскрывается вся нелепость, вся бесчеловечность содеянного.
«Мы ехали из Украины... Везли гостинцы от матери: абрикосы, орехи, домашнее вино, варенье, все свое, из отчего сада. Но, оказалось, уже нельзя было этого делать! Не положено! На таможне уже действуют новые порядки и уставы.
С какой же болью высыпались на обочину заботливо собранные руками старенькой свекрови орехи, выливалось сделанное ею по особому рецепту домашнее вино... Другая страна за межой, и сад родной теперь стал заграничным».
Сколько в этом небольшом, эмоциональном эпизоде любви и боли. Любви к некогда великой стране, боли за поруганную ее чистоту и свет, за пришедшие хамство, мздоимство, бандитизм и нищету, безнравственность и духовную пустоту – все то, что буйным цветом обычно растет и процветает там, где начинается разруха.
А ведь когда начиналась приватизация, многие, очевидно, начитавшись заказного чтива, надеялись вырастить у себя доморощенных «великодушных» заводовладельцев, которые и о людях рабочих своих позаботятся, и государству будут отчислять много-много, а себе оставлять столько, сколько надо человеку для жизни, а много ли ему надо-то? Всего-то одна чистая, светлая, незапятнанная душа, чтобы жить было нетяжко с нею на земле...
Увы! И невольно вслед за автором восклицаешь-вопрошаешь: «Нет сил постичь психологию новоявленных капиталистов. Не слепы же они, чтобы не видеть, что вокруг происходит? Не безумны же они, чтобы не понимать краткости человеческого бытия?»
«Когда же началась вся эта канитель?» – терзается горькими мыслями герой повести «Александра» Иван. Они, эти мысли, буквально причиняют ему физическую боль. Как получилось, что начало глобальной разрухи никто не предсказал, не почувствовал, не поднял тревогу? Ведь перед землетрясением даже звери стараются покинуть то место, где оно должно произойти. Перед грозой закрываются цветы, чтобы сохранить хрупкий бутон во время бури.
А тут приватизировалось внаглую, почти задаром, без законов и правил, – все. Разрушались, останавливались гигантские производства, рушились моральные, нравственные устои общества, и в стране, самой могущественной в мире, самой приспособленной для благополучной, счастливой жизни, не нашлось специалистов и преданных людей, чтобы остановить, предупредить...
Чрезвычайно важен итог этих горестных размышлений. «Но теперь... – убежден Иван. – Скоро все изменится. Мы наберемся сил. Мы вернем своей Родине былую славу и могущество».
Вместе со своим героем убеждена в этом и автор книги. Почему? Потому что на свете людей добрых всегда больше, чем злых. Терпеливых, трудолюбивых, скромных, любящих Бога и живущих по Божьим законам. Труд ежедневный, тяжелый и вместе с тем радостный труд на благо своей семьи, труд, который давал хлеб на стол, одежду на плечи, крышу над головой, не давал сердцам озлобиться и развратиться.
Какая чистая, здоровая душа у трудового человека! Люди, которые ценят свое дело, судят все по справедливости и чести, никогда не станут торговать своей Родиной. Ни за какие «сребреники» не продадут они душу свою дьяволу соблазна. Вот почему основой и крепостью всей нашей жизни являются именно люди труда. Те, кто живет для семьи, а значит, и для Отечества. Ибо это неразделимо.
Книга Тамары Красновой-Гусаченко «Жизнь – моя молитва» читается на одном дыхании. Этому во многом способствует откровенно-доверительное, глубоко эмоциональное повествование, основанное на личностном, нередко драматическом опыте, а также тот органичный сплав поэзии и философии, о котором сказано в самом начале. Причем философские размышления автора отнюдь не претенциозны, они не грешат излишней усложненностью, фальшивой патетикой. Они просты и естественны, вытекают из, казалось бы, обыденных, незначительных жизненных наблюдений.
Вот одно из них.
«По шершавой коре ствола узкой дорожкой спускаются муравьи, до самого узла корней, выступающих, словно сцепленные жилистые руки, из сухой, осевшей и потрескавшейся земли, и – вниз по холму, по одним только им известным дорожкам к себе домой!
Не прервать мне, так мало понимающей, да и не могущей понять их стежек-дорожек, путаных-перепутаных, на мой взгляд, а для них – единственно правильных, их неспешный ход, их зыбкое и все же вечное счастье – жить, трудиться неустанно, тащить огромное бревно – былинку на своих хрупких плечах и еще более огромные, в два-три раза больше их по размеру, белые градины яиц. Не наступить на них! Вот это и есть основа земного счастья: не нарушить, не навредить».
Зиновий ПРИГОДИЧ,
