Яшчэ зялёны лёд не хрумснуў.
Яшчэ
   нецалаваных вуснаў
не апаліў
   гарачы хмель.
Яшчэ галінкаю вярбовай,
развёўшы фарбы снегіровай,
мароз малюе акварэль…

Генадзь ПАШКОЎ, 1980
Вы тут: Главная»Рубрики»Литература»Критика»

Кирпичом по Дите Карелиной

01/12/2015 в 14:12 Александр Новиков критики , поэты , поэзия

Литературную критику называют областью литературного творчества на грани искусства (художественной литературы) и науки о литературе (литературоведения). Это глобальное понятие. Меня интересует так называемая «текущая критика», которая направлена на истолкование и оценку произведений литературы. Истолкование и оценку. Но никто не отменял основное понятие критики – kritike (греч.) – искусство суждения (искусство судить).

 

Важным здесь является понятие «суждение». Суждениевысказывание, выражаемое повествовательным предложением и являющеяся истинным или ложным.

 

Более двух веков назад известные мыслители посвящали свои работы практическому (чистому) разуму, способности суждения. Например, Иммануил Кант (1724-1804). Сейчас критику можно разделить на рациональную (практический разум) и эмоциональную (иррациональную). Эмоциональная критика ничего общего с критикой вообще не имеет. Да просто вредна как для литературы, так и для писателей. Но именно она процветает в академических коридорах, прочно проникла и в текущую критику. Как ни странно, иррациональную критику активно использовал В.Белинский. Вспомните его эмоциональный разнос творчества Евгения Баратынского.

 

Георгия Киселева я отношу к ярким представителям иррациональной критики, которая в последнее время подкреплена у него бросающейся в глаза чрезмерной религиозностью.

 

В начале своей деятельности на поприще критики, я впитывал все самое лучшее, что находил у критиков, особенно современных. Были как удовлетворение, так и разочарования. Первое знакомство с работами Георгия Киселева («Георгий Киселев: «Кирпичом по Пушкину», «Непрописные истины») увлекло меня стилем его критики. У него можно было многому поучиться. Впрочем, можно поучиться и сейчас. Но… После разноса критиком творчества Юрия ФатневаИскусство уничтожения»), я стал внимательно изучать его работы. Сейчас откровенно разочарован в Георгии Киселеве, как в критике.

 

В разделе «Литературное обозрение» журнала «Нёман» №10-2015г. помещен обзор поэзии Г.Киселевым под названием «Лечебные слова женской лирики». Как издевательство звучит название рубрики – «Искусство суждения». Конечно, суждений Г.Киселев допускает немало, но среди них достаточно ложных. А это убийственно для писателя, независимо от знака ложного высказывания. Незаслуженная похвала вводит писателей в заблуждение и не дает возможностей для роста.   

 

Дита Карелина (Дежинская)Автор статьи рассматривает творчество нескольких поэтов. Но я остановился на отзыве о книге Диты Карелиной (Дежинской), поскольку сам изучал ее творчество и отзывался об этой замечательной поэтессе («Промилле любви» Диты Карелиной»). «За мной не Родина, а хлев» – так озаглавлена часть материала.

 

Хочется сказать очень многое, но в рамках интернет-статьи разберу подробно лишь анализ Г.Киселевым одного стихотворения, а остальное дам в коротком изложении – тезисами, не умаляя суть проблем.

 

Сразу отмечу общее для всех отзывов. Это менторский тон критика, что никак не допустимо. Может, автор имеет право, поскольку сам является поэтом? Но, по отзывам его же коллег, Г.Киселев является довольно посредственным стихотворцем. Кстати, у Диты и Георгия есть странички на сервере стихи.ру. Заведены одновременно. Вот статистика: у Д.Дежинской почти 16 тысяч читателей, у Г.Киселева – около  2300.

 

Бросается в глаза картинность и артистичность Г.Киселева при написании отзывов. Это не является недостатком. Наоборот, оживляет суровую критику. Но вкупе с менторским тоном иногда вызывает отторжение. Даже кажется, что автор нередко иронизирует.

 

Ну и совсем недопустимое в критике – это «облико морале». Поучения критика просто беспардонны и неуместны.

 

И самое главное – излишняя эмоциональность и религиозные шоры. Создается впечатление, что автор критикует работы обитателей монастырей или фанатических поклонников религии.

 

Итак, критик выбрал как бы «первое попавшееся на глаза стихотворение».

 

Играйте мазурку, мои дьяволята, —

Я нынче и глубже, и тише, и слаще!

Зачем эта водка пропитана мятой —

Я горечи требую! Больше и чаще!

Я требую, чтобы меня не щадили.

Прощаюсь с надеждой последней сегодня...

Ах, как грациозно к разлуке входили,

Как страстно плясали на дне преисподней!

Какая же скука — ромашка и руки:

Не любит, полюбит, обнимет, изрежет.

Тебя я, наверное, знала от скуки —

И как-то не полностью, мимо, небрежно...

Играйте мазурку, родимые черти!

Последняя капля — и снова в дорогу.

Играйте, любите, да только не верьте:

Не дрожь — это тело немного продрогло.

 

Какой настрой, замечательный ритм, откровение!.. Критик, похоже, растерялся, не удержался и отметил:

 

Поверьте, читатель, я даже не знаю, что и сказать. Стихи грамотные, с хорошими рифмами, с четким ритмом. Видно, что автор не новичок в стихотворстве.

 

Однако дальше прорывается агрессивная религиозность и то самое «облико морале»:

 

Но налицо демонстрация такой духовной безалаберности, такого откровенного демонизма, что за автора этой бесшабашной удали в стихах страшно становится.

Да полно, понимает ли она сама, с какой силой она связалась?! Свят-свят-свят!

 

В случае с этим стихотворением критик допускает прямолинейное понимание текста, что непростительно для поэта. Героиня говорит о своих чувствах и эмоциях – «дьяволята», «родимые черти». Но набожного критика коробит от одних этих отдельных слов. Хотя он забывает, что Дьявол – это антитеза Бога: две стороны одной и той же медали. Бог зачастую ходит с Дьяволом под ручку.

 

Итак, «духовная безалаберность» остается на совести набожного Г.Киселева. И все остальные охи и ахи.

 

С какой же силой связалась героиня? Со своими эмоциями. Это стихотворение способно украсить любой сборник поэзии, а поскольку автор гражданин Беларуси, то и белорусскую (отечественную) поэзию. Впрочем, у Диты Дежинской немало замечательных стихотворений. Никакая Мария Малиновская, которую неимоверно превозносят, хотя она пропала с поэтического небосклона, не может сравниться с Д.Карелиной.

 

Потрясенный «дьяволятами» и «родимыми чертями», критик вопрошает:

 

Да неужто целомудренное девичье гадание на ромашке хуже, чем пляска под дьявольскую мазурку?   

 

Это прием, который отдельные индивиды применяют с определенным умыслом или те, кто не понимает текст. Похоже, Г.Киселев не понял, что написала Дита. А ведь черным по белому написано «какая же скука  ромашка и руки…». Скучно, господин критик, а не «хуже-лучше». Ску-ка. Всё!

 

Теперь критик «прихлопнут» собственным впечатлением. Можно ли ожидать объективную оценку замечательного творчества Д.Дежинской?

 

Уж я теперь задался целью хоть как-то понять, если не оправдать, столь странную позицию автора и стал листать этот двуликий сборник вдоль и поперек.

 

Нет, Георгий Иванович, я то уж знаю, поскольку прочел до конца ваш опус: не поняли вы творчество Диты. Вам оно просто противопоказано на религиозной почве. Все ваши последующие попытки «оправдать странную позицию» тщетны по разным причинам. Основная – нечего оправдывать. Нет предмета исследования — «странной позиции». Все предельно ясно. Но вы уже находитесь в плену своих предубеждений и незаслуженно разносите творчество Д.Дежинской. Хорошо хоть, что давно известно: в журнале «Нёман» нередко печатают пустопорожние материалы. Ваш как раз относится к таковым, во всяком случае, в части критики творчества Диты Дежинской.

 

Все же следует привести полностью следующее стихотворение и отзыв критика.

 

Я — молилась. Я — молилась?

Причащалась — Боже мой...

Та, которая кружилась

В белом танце с сатаной.

Та, которая ночами

Ворожила на крови,

Загорелыми плечами

Все вела не по любви.

Та, что, пальцы пряча в кольца,

Шею — в алые колье,

Прослыла глухим пропойцей,

Танцевавшим на столе.

Та, что карты разбросала

На червова короля,

Только все трефовой дамой

Закрывалась... Разве я?

До глубин души винилась:

Боже мой, прости меня.

Неужели — я — молилась?!

Я молилась за тебя.

 

Стало быть, сознает Дита Александровна все, что творила ее лирическая героиня, и оценивает это с позиции молитвы и причащения. Если все эти шашни с нечистой силой позади, а причащению предшествовала исповедь с покаянием, то, может быть, автор навсегда отошла от «родимых чертей» и ее последующее творчество будет более спасительным для нее и доставит радость читателям, которые ждут от поэзии чуда сопереживания их собственным мыслям и чувствам.

 

Посмотрите как омерзительно, непоэтично отзывается критик о героине – «шашни с нечистой силой». Не отпускают его никак дьяволята. Правда, здесь набожный критик уже не замечает слова «сатана». Это уже прогресс.

 

По количеству читателей странички Диты видно, что им и без нравоучений Г.Киселева доставляет удовольствие творчество замечательной поэтессы. Она непосредственна и откровенна. А по утверждению критика ее «стихи грамотные, с хорошими рифмами, с четким ритмом», что является редкостью сегодня.

 

Из следующего стихотворения автор взял строку для заглавия материала.

 

Не говори со мной  пустое.

Я дым, я бред, я не с тобою.

Я где-то там, где только я.

Я сквозь себя люблю тебя.

Я где-то там, где зеркала,

Где много страсти и вина.

Я где-то там, где боль утрат,

Где из осадков  только град.

Не говори со мной, я блеф

За мной не Родина, а хлев.

За мной не дом, а старый хлам.

Я душу за строку продам.

 

 

Пока еще любить могу.

Я от себя уберегу

Тебя  дороже всех вокруг,

Вот так явившегося вдруг.

 

Мысль интересная – уберечь любимого человека от своей истеричной и взбалмошной особы. Но все строки, ведущие к этой мысли, – это в сущности саморазоблачение. Плохи дела у лирической героини, если у нее Родина (с большой буквы, значит, понятие священное) на одном ценностном уровне с хлевом, помещением для скота. Даже если это так, то это не причина для странной, вызывающей гордыни.

Читателю таких стихов становится ясно: что-то неладно у бедной лирической героини в этой жизни. Уж не лгут ли зеркала, в которые она глядится? А не живет ли она сама в королевстве кривых зеркал? И как она сама относится к своему «творчеству»?

 

Снова критик не понимает текст. Кроме того, героине он ставит диагноз – истеричка. Это при том, что автобиографичность творчества Д.Карелиной бросается в глаза. Откуда-то критик находит и «гордыню». Возможно, что ему созвучно, то он и говорит. Но самое главное, подчеркну, непонимание текста.

 

Героиня не смотрится в зеркала (по-Киселеву), а находится там, где много зеркал, страсти и вина. Додумайте сами, уважаемые читатели, где может находиться жизнелюбивая, «взбалмошная особа»?

 

О Родине и хлеве. Я специально разбил стихотворение на две части. Первая – та, где героиня в своих мечтах, где-то ТАМ, не в этом мире. И именно ТАМ зеркала, страсти, вино… из «осадков только град», «не дом, а старый хлам», «не Родина, а хлев». ТАМ, но не в реальности. И только в последних строках героиня возвращается в реальный мир, как бы резюмируя свое состояние:

 

Пока еще любить могу.

Я от себя уберегу

Тебя — дороже всех вокруг,

Вот так явившегося вдруг.

 

Дальше критик без всякого перехода вырывает из контекста цитату и размазывает автора за «марать бумагу». Это надо читать полностью в тексте, я не буду здесь марать бу насиловать клаву. Приводится для назидания цитата из Пушкина. Но каждый творит по разному. Пушкину удавалось сразу строчить готовые стихи и мало их править. Кто-то действительно немало замарает бумаги правками, пока выдаст желаемый результат. Но оценивают не количество черновиков, а то, что получилось на выходе – произведения. Так что этот выпад критика просто неуместен.

 

Также неуместен и неэтичен переход на личность поэтессы: рассуждения «поэт-не поэт». Впрочем, это критик делает часто.

 

И вот заключительные аккорды опуса:

 

Дита – стихотворец, успевший за девять лет «бумагомарания» (используем ее термин), с 2005 года, довольно-таки набить руку на предосудительных рифмованных текстах, где ложно понимаемая чувственность затеняет весь окружающий ее мир, а секс подан как высшее достижение человечества.

 

Приговор пиита вынесен. Понятно, что все к этому и шло. И снова какой-то странный привкус отсебятины. Поэтесса нигде не утверждает, что секс – это «высшее достижение человечества». Это вообще неграмотно сказано. Я даже сомневаюсь, что критик имел в виду «высшее достижение эволюции». Да, Георгий Иванович, секс – высшее достижение эволюции и люди стремятся к нему, к получению удовольствия, независимо от своего желания. Без него не было бы и вас, господин критик, как бы это непоэтично звучало. Молодежь чаще пишет о сексе, а старики (или дряхлые духом), проживая в городе, пишут о деревне, о родном заброшенном доме.

 

Наконец, многозначительное завершение:

 

И, однако, никогда нельзя терять надежды в отношении любой поэтической судьбы. Если среди сотен эпатажных строк, на грани святого и безбожного, нравственного и пошлого, появляется хотя бы одна, схожая с раскаянием, — то поэт еще имеет шанс выйти из лабиринта своего бездуховного плутания к людям, чтобы помочь своим творчеством таким же заплутавшим душам выйти на свет любви и добра. А такие строки у Диты Александровны есть. Стоит еще раз их процитировать:

 

До глубин души винилась:

Боже мой, прости меня.

Неужели — я — молилась?!

Я молилась за тебя.

 

Нет, господин критик, не будет Дита Карелина восхвалять религию и Бога. Это я точно знаю. Разве только, если ее чем-то шандарахнет в прямом или переносном смысле. Дита – задорная и адекватная поэтесса, творчество которой способно радовать немало читателей. Я могу лишь пожелать ей творческих успехов и не обращать внимания на такую необъективную и предосудительную критику. Подобная критика является просто деструктивной, отталкивающей.

 

Не нашел я в представленном материале искусства суждения его автора. Суждения нашел, а искусства – нет. Сколько не говори «халва-халва...» во тру слаще не станет (с)...

 

Александр Новиков


«За мной не Родина, а хлев»

 

Георгий Киселев - поэт, критикКнига Диты Карелиной, выпущенная в свет издателем А.Н.Вараксиным в 2009 году, имеет два названия, которые вынесены на обложку. С одной стороны читаем «Промилле любви», а с другой «Промилле отчаяния» — так что читателю предоставляется право выбора: с чего начать чтение — с позитива или негатива.

 

«Промилле» с латинского — это тысячная доля какого-либо числа. В данном случае нам, видимо, предлагается тысячная доля от всей гаммы чувств, обозначаемых словами — любовь и отчаяние.

 

В этом предчувствии убеждает нас и аннотация:

 

«В новом поэтическом сборнике Дита Карелина остается верна главной теме своего творчества — всепоглощающей человеческой Любви. И Любовь эта соткана из самых разных, порой противоречивых чувств — горя, радости, печали, ненависти, страдания, прощения и Веры».

 

Ну, с чего начнем, читатель, с надежды или разочарования? Я думаю — с первого, с надежды, ибо разочарований и отчаяния и в нашей собственной жизни хватает.

 

Ах, любезный мой читатель... То, о чем и как пишет Дита Карелина, никоим образом невозможно назвать «всепоглощающей человеческой любовью». Посуди сам. Выбираю первое попавшееся на глаза стихотворение.

 

Играйте мазурку, мои дьяволята, —

Я нынче и глубже, и тише, и слаще!

Зачем эта водка пропитана мятой —

Я горечи требую! Больше и чаще!

Я требую, чтобы меня не щадили.

Прощаюсь с надеждой последней сегодня...

Ах, как грациозно к разлуке входили,

Как страстно плясали на дне преисподней!

Какая же скука — ромашка и руки:

Не любит, полюбит, обнимет, изрежет.

Тебя я, наверное, знала от скуки —

И как-то не полностью, мимо, небрежно...

Играйте мазурку, родимые черти!

Последняя капля — и снова в дорогу.

Играйте, любите, да только не верьте:

Не дрожь — это тело немного продрогло.

 

Поверьте, читатель, я даже не знаю, что и сказать. Стихи грамотные, с хорошими рифмами, с четким ритмом. Видно, что автор не новичок в стихотворстве.

 

Но налицо демонстрация такой духовной безалаберности, такого откровенного демонизма, что за автора этой бесшабашной удали в стихах страшно становится.

 

Да полно, понимает ли она сама, с какой силой она связалась?! Свят-свят-свят!

 

Да неужто целомудренное девичье гадание на ромашке хуже, чем пляска под дьявольскую мазурку?

 

Но может быть, Дита Александровна и не исповедует того, о чем пишет? Ну чего не сделаешь для экспрессии стиля, для энергии самовыражения, для завлечения читателя?

 

Уж я теперь задался целью хоть как-то понять, если не оправдать, столь странную позицию автора и стал листать этот двуликий сборник вдоль и поперек.

 

Ага, вот стихотворение начинается со слов «я молилась».

 

Я — молилась. Я — молилась?

Причащалась — Боже мой...

Та, которая кружилась

В белом танце с сатаной.

Та, которая ночами

Ворожила на крови,

Загорелыми плечами

Все вела не по любви.

Та, что, пальцы пряча в кольца,

Шею — в алые колье,

Прослыла глухим пропойцей,

Танцевавшим на столе.

Та, что карты разбросала

На червова короля,

Только все трефовой дамой

Закрывалась... Разве я?

До глубин души винилась:

Боже мой, прости меня.

Неужели — я — молилась?!

Я молилась за тебя.

 

Стало быть, сознает Дита Александровна все, что творила ее лирическая героиня, и оценивает это с позиции молитвы и причащения. Если все эти шашни с нечистой силой позади, а причащению предшествовала исповедь с покаянием, то, может быть, автор навсегда отошла от «родимых чертей» и ее последующее творчество будет более спасительным для нее и доставит радость читателям, которые ждут от поэзии чуда сопереживания их собственным мыслям и чувствам.

 

Журнал «Нёман» дважды публиковал Диту Карелину (№4 за 2008 год и №2 за 2009-й). Разумеется, для публикации были выбраны самые ясные и непредосудительные стихи. Но если в свое время опытный редактор нашел все же что-то приличное в этой обманной, как отражение в зеркале, «поэзии», то, я надеюсь, и мне тоже повезет. С этой целью я перевернул сборник и начал читать его с того конца, где стоит заглавие «Промилле отчаяния».

 

Не говори со мной — пустое.

Я дым, я бред, я не с тобою.

Я где-то там, где только я.

Я сквозь себя люблю тебя.

Я где-то там, где зеркала,

Где много страсти и вина.

Я где-то там, где боль утрат,

Где из осадков — только град.

Не говори со мной, я блеф —

За мной не Родина, а хлев.

За мной не дом, а старый хлам.

Я душу за строку продам.

Пока еще любить могу.

Я от себя уберегу

Тебя — дороже всех вокруг,

Вот так явившегося вдруг.

 

Мысль интересная — уберечь любимого человека от своей истеричной и взбалмошной особы. Но все строки, ведущие к этой мысли, — это в сущности саморазоблачение. Плохи дела у лирической героини, если у нее Родина (с большой буквы, значит, понятие священное) на одном ценностном уровне с хлевом, помещением для скота. Даже если это так, то это не причина для странной, вызывающей гордыни.

 

Читателю таких стихов становится ясно: что-то неладно у бедной лирической героини в этой жизни. Уж не лгут ли зеркала, в которые она глядится? А не живет ли она сама в королевстве кривых зеркал? И как она сама относится к своему «творчеству»?

 

Буду молча марать бумагу.

Буду гордо глядеть на слабость.

Я сегодня сырую влагу

Пью за хрупкую нашу радость!

 

Подлинный поэт «марать бумагу» не будет даже своими строчками. У него с бумагой другие отношения:

 

И пальцы просятся к перу, перо — к бумаге.

Минута — и стихи свободно потекут!

 

Узнали, чьи строки?..

 

Собственно, Дита Александровна и не настаивает на том, что она поэт. На своем сайте она называет себя не поэтом, а издателем, и конечно же, лукавит. Если не поэт, то зачем эта книжка, претендующая на внимание читателей?

 

Но боюсь, что я вынужден с ней согласиться: да, не поэт, поскольку ее рядом даже с Ларисой Рубальской не поставишь, не говоря уже о Белле Ахмадулиной, Новелле Матвеевой или Юнне Мориц. Ну уж такое имя, как Марина Цветаева, вообще бы не хотелось трогать, хотя следы подражания ей у «непоэта» Диты Карелиной налицо.

 

Дита — стихотворец, успевший за девять лет «бумагомарания» (используем ее термин), с 2005 года, довольно-таки набить руку на предосудительных рифмованных текстах, где ложно понимаемая чувственность затеняет весь окружающий ее мир, а секс подан как высшее достижение человечества.

 

И, однако, никогда нельзя терять надежды в отношении любой поэтической судьбы. Если среди сотен эпатажных строк, на грани святого и безбожного, нравственного и пошлого, появляется хотя бы одна, схожая с раскаянием, — то поэт еще имеет шанс выйти из лабиринта своего бездуховного плутания к людям, чтобы помочь своим творчеством таким же заплутавшим душам выйти на свет любви и добра. А такие строки у Диты Александровны есть. Стоит еще раз их процитировать:

 

До глубин души винилась:

Боже мой, прости меня.

Неужели — я — молилась?!

Я молилась за тебя.

 

Георгий Киселев

«Нёман» №10-2015

Оставить комментарий (3)
Система Orphus

Нас считают

Откуда вы

free counters
©2012-2016 «ЛитКритика.by». Все права защищены. При использовании материалов гиперссылка на сайт обязательна.