"О рифмах и не только" Андрея Тявловского
Статья Андрея Тявловского «О Рифмах и не только» (Нёман/3-2012), в продолжение разговора о современной поэзии, завораживает сразу по многим причинам. Самая главная – автор ведет речь о поэзии. После «тяжелого рока» Владимира Гниломёдова, читая Андрея - просто отдыхаешь. Это, во-вторых. Ну и еще: разговор о современной белорусской поэзии начат удачным сравнением с английской и затем идет сравнение с танку. В связи с этим русская и белорусская поэзии становятся более объемными и понятна искусственность наносного извне. Кроме всего прочего, А. Тявловским приводятся обоснованные аргументы.
Не могу не выделять цитаты, даже объемные, потому что пересказывать, значит потерять авторский смысл. Вот например, ценное обоснование перехода к верлибру и белым стихам:
«Первое впечатление, возникающее при чтении наших литературных журналов (не только у меня), - это ощущение некой стагнации. Парадоксальным образом поэзия, являющаяся наиболее мобильным литературным жанром, у нас, в Беларуси, отличается изрядной консервативностью. Речь не идет о консервативности форм – в этом плане мы следуем в русле общемировых тенденций. Которые, кстати, тоже отнюдь не бесспорны, поскольку выражаются, прежде всего, в упрощении ритмического строя, все более массовом переходе к верлибрам и белым стихам. Причины этого понятны – темп жизни нынче таков, что на подбор рифм просто не остается времени. Успеть бы хоть образ зафиксировать на бумаге».
Темп жизни к творческим людям, профессиональным писателям, имеет косвенно отношение. Этот темп присутствовал во все времена, во всяком случае, несколько последних веков. Особенно в России. А сколько литературных гениев за последние два века породила история? Лень – вот основная причина упрощения поэзии (да и прозы) и ухода от нее вовсе в сомнительные умозаключения и нагромождения слов. Лень даже ставить знаки препинания. Или безграмотность, низкая грамотность и отсутствие возможности заплатить редакторам?
А. Тявловский удивительно точно подчеркнул, почему верлибр развит в Англии и почему он не приемлем у нас:
«...я не считаю нерифмованные стихи органическим явлением в нашей литературе. Можно понять англичан: они связаны жестким порядком слов в английской грамматике... Но в русском языке с его свободным построением предложений, богатейшими словарным запасом и синонимическим рядом – кто мешает зарифмовать строчки? Кроме собственно лени, конечно. Давным-давно подмечено: корни русской (и вообще славянской) поэзии лежат в песне...».
Автор подробно описывает отношение песни к поэзии, приводит интересный пример и четкое осмысленное обоснование:
«Вот четыре строчки Виктора Гордея:
Водар сосен гаркавы.
Памаўчу каля іх.
Веку мчацца саставы
Па крутой каляі...
Читаешь – и сразу слышится ритм, возникает настроение. Короткие простые слова, ясные образы. Лексика современная, но принцип построения – от той самой древней славянской песни».
И вот, наконец, то, что я уже здесь цитировал:
«...Но зачем разворачивать прозаическую «простыню» на полстраницы и при этом называть ее стихами? Вряд ли кто-то, кроме отдельных эстетов, станет слушать такие «стихи» на поэтическом вечере, а уж тем более запоминать наизусть. А для себя я использую такой субъективный критерий: то, из чего с первого раза не запоминается наизусть хотя бы пара строчек, - не стихи. Есенин запоминается, Кулешов запоминается, «В этой роще березовой» Николая Заболоцкого я до сих пор целиком помню наизусть, хоть его и не было в школьной программе. Десятки и сотни запоминаются. Верлибров не помню ни одного».
К сожалению, следует констатировать, что многие белорусские поэты производят именно «нестихи» - постоянно, или иногда.
Талант дается человеку, зачастую, комплексно, я считаю. Носителями подобного таланты были, например, М. Огинский, Микеланджело. Интересный аналитик, критик, Андрей Тявловский не менее интересен, как переводчик. Я сужу по одному фрагменту, но могу сделать заключение – талантливый переводчик. Сложность поэтического перевода – сохранение сути, смысла произведения. Ведь, если обратный перевод искажает смысл, к чему такой перевод? Это уже новое произведение. Я приведу пример перевода и упорство, если хотите – настырность, которое проявляет Андрей ради поэзии, ее красоты и гармонии:
«The wind blew all my wedding-day,
And may wedding-night was the night of the high wind...
Попробуйте проговорить это. Первая и вторая строчки имеют абсолютно разный ритм, в них нет мелодии. Мне просто претило переводить это так, как есть. Поэт (Филипп Ларкин – А.Н.) говорит торжественном (и трагическом – дальше в поэме речь идет о наводнении) дне, о венчании, неужели он не чувствует, что в строчках должна звучать музыка? Я не выдержал и постарался подобрать эту музыку:
В день нашего венчанья ветер выл,
Подобно зверю. Ночь была не легче...
Кто знает язык, может убедиться – суть сохранена. А теперь сравните звучание. И это на русском языке. Зачем же, слагая стихи на белорусском, отказываться от великолепной мелодики? Что бы «европеизировать» свою поэзию?».
Этот фрагмент говорит об очень многом. Я скажу лишь о концовке: вот таким вот образом белорусский язык пропагандируется эффективно. Завывания же псевдопатриотов, в основном, личностей истерического слада, лишь отталкивают от мовы. А их противодействие русскому языку и русскоязычным белорусам еще больше усугубляет ситуацию с белорусским языком. Матчыну мову они собственными руками потихоньку укладывают в могилу. Что же это за детки? - хочется спросить в этом невеселом отступлении.
Далее автор вновь прибегает к сравнению и обращается к танку:
«...поэзия – явление глубоко национальное. Факт существования переводов этого не отменяет. Напевность – это то, что выделяет нашу поэзию, что другие не могут перенести на свою почву, как скажем, не приживаются на белорусской или английской почве японские танку, для которых важно не только смысловое содержание, но и красота иероглифического рисунка стихотворения. Так давайте же ценить богатство нашего языка!».
Я вспомнил сразу Аллу Никипорчик, с ее "простыней" в «ЛіМе». К сожалению, она не одинока в таких стихах. А Андрей Тявловский в очередной раз показал преимущества белорусского языка и призывает ценить его богатство.
Обратил внимание на разрастающийся объем этой статьи, а процитировать хочется еще многое. Буду, в таком случае, краток в комментариях.
От форм Андрей переходит к обстоятельному разговору о содержании. «Поэт в Европе фигура скорее камерная, чем общественная... Там поэт чаще выступает как наблюдатель – хронист или бытописатель, просто следующий за событиями... В России же поэт, как известно, - больше, чем поэт».
В статье показывается, что некоторые поэты не лишены эпигонства. Подражают Пушкину, Бородулину, Янищиц... «Пушкин, Бородулин, Янищиц уже существуют в литературе. Они пришли в девятнадцатом, двадцатом веке и остались с нами. А мы живем в веке двадцать первом» - заключает автор.
Много места уделяется интересному размышлению о роли Интернета в литературных процессах, его оперативности, широких возможностях. Это надо читать всё. Я лишь приведу мысли Андрея, созвучные моим и подчеркивающие мои выводы:
«Еще одна ловушка Интернета – белорусскоязычный сегмент в нем слишком узок, даже если и удастся собрать вокруг себя кучку единомышленников – какие из единомышленников критики? Проще уйти в куда более обширный Рунет».
То, что касается единомышленников, это действительно сложный вопрос или проблема -как кому угодно. С этим я столкнулся на собственном опыте и точнее вывода Андрея трудно сделать.
Не могу не привести заключительную часть статьи Андрея Тявловского, довольно скромно оценивающего свой довольно значимый и важный труд. Его статья должна стать настольной у литературных критиков, а так же у начинающих поэтов.
«Я понимаю, что мой взгляд на белорусскую поэзию узок. Более того, я надеюсь, что меня убедят, что я неправ, что я мало читаю и что у нас есть острые, современные, глубокие стихи, которые прозвучат и останутся в веках. Хорошо, если будет так. Наша поэзия должна стать агрессивнее в этом агрессивном мире. И разговор о ней должен быть не набором монологов, а дискуссией, форумом. Я а на этом пока заканчиваю – с надежной на продолжение».
Как известно, продолжения не получилось. Своими, по сути, пустыми пятьюдесятью страницами Владимир Гниломёдов свел на нет интересный разговор, начатый Андреем. Может быть, кто-то попробует продолжить обсуждение, тем более, что А. Тявловским было поставлено множество интересных вопросов.
Всего восемь страниц в журнале, а как хочется, чтобы именно статья Андрея Тявловского была на все пятьдесят...
