ЛитКритика.by

«Я настолько горбат!.. Даже страшно, насколько горбат…»

---

 

Екатерина Полянская

 

Предисловие Екатерина Полянская   Аврутин, А. Ю. Нестерпимая музыка : книга поэзии / Анатолий Аврутин ; предисл. Екатерина Полянская. — Минск : Четыре четверти, 2018. — 192 с. — (Библиотека лауреатов Национальной литературной премии Беларуси). ISBN 978-985-581-206-8.   В книгу избранных произведений известного поэта Анатолия Аврутина — академика Международной Славянской Академии (Болгария), действительного члена Академии российской литературы, члена-корреспондента Петровской академии наук и искусств и российской Академии поэзии, лауреата многих международных литературных премий разных стран, Почетного члена Союза писателей Беларуси и Союза русскоязычных писателей Болгарии, вошли лучшие стихи автора, созданные за сорок пять лет творчества. Многие из них давно стали хрестоматийными. Для широкого круга читателей и специалистов.

***

Опрокинутая бездна Анатолия Аврутина

 

Никогда не была согласна с теми, кто говорит о закате русской традиционной поэзии. В любой момент просто навскидку могла бы назвать не один десяток имен прекрасных современных поэтов из самых разных мест. Но даже на таком фоне Анатолий Аврутин, на мой взгляд, – ярчайшее и крупнейшее явление, именно явление, в современной поэзии и литературе вообще. Поэт традиционный в самом высоком смысле этого слова. Ведь настоящая традиционная литература – это не только и не столько самовыражение, а также вовсе не самозабвенное выворачивание себя наизнанку перед публикой (дескать, глядите – я такой же гадкий, как вы все), но в первую очередь всегда стремление к бесконечному совершенству, всегда движение в сторону вечности и беззаветное служение ей. Да, традиционная поэзия – это самоотречение и стремление поэта выстроить свой (а, стало быть, и читателя) внутренний мир по высочайшим, порою просто недосягаемым ориентирам. И пусть они практически недостижимы в обыденной жизни, но без этого стремления автора нет и не может быть поэзии как таковой.

 

И все творчество Анатолия Аврутина являет собой великолепный пример именно такой, настоящей, традиционной, литературы:

 

И не понять, зачем душе любезно

Напрасное гудение в крови,

В котором опрокинутая бездна

И трепет, что попробуй, улови.

 

Мало кто задумывается, какой высочайший уровень таланта и мастерства, какое мужество требуется от поэта сейчас, чтобы писать о вещах самых простых и сложных одновременно, о понятиях, которые были есть и будут самыми главными для каждого человека – о любви, ненависти, жизни, смерти... О детстве и Родине... Особенно – о любви в ее всеобъемлющем значении к женщине, своему дому, своей земле, о любви как главной человеческой ценности. Анатолий Аврутин обладает этим талантом и мужеством в высочайшей степени. Он умеет написать о самом сокровенном от вполне житейского:

 

Кого я в юности любил –

тех и доныне вспоминаю.

 

До высочайшего:

 

...И лишь о матери рыдать,

И лишь о Родине молиться.

 

Написать так, чтобы читатель был буквально пронзен этой сокровенной и высокой любовью, ощутив при этом не только боль понимания краткости человеческой жизни и одиночества перед лицом вечности, но и удивительную радость присутствия этой вечности в себе, в своей душе, отозвавшейся высокой поэзии:

 

Я настолько горбат!..

Даже страшно, насколько горбат...

……………….

А ты живи – не нужен и не признан,

А, впрочем, можешь даже и не жить.

 

Но:

 

...И светает в груди... И душа по-над бренным воздета,

И парит над тобой то ли Родина, то ли печаль.

 

Да, поэзии Анатолия Аврутина присуще трагическое мироощущение. Но это – высокая и именно «оптимистическая» трагедия жизни, в которой:

 

Только грохни ведром –

отзовется тоска мировая...

 

И даже ужас у него не разрушающий личность ужас смертной твари, но... ужас – Отечеству равновеликий...

 

По большому счету это и есть божественный, созидающий Ужас творчества. И в каждом, даже очень небольшом по объему стихотворении, разворачивается, живет и дышит своя удивительная, вполне законченная история – многоуровневая и многогранная, с зачастую неожиданным житейским и глубоким философским смыслами.

 

Именно поэтому стихи Аврутина – такие живые и настоящие – заставляя читателя думать и сопереживать, помогают ему со спокойным мужеством принять временность и печаль своего земного бытия, слабость и уязвимость плоти и силу духа, огромность и трагическую неразделенность любви к Родине. Они помогают жить и оставаться человеком в этом сложном, жестоком и прекрасном мире. Ведь в этих стихах всегда присутствует внутренний свет и жар любви, в них есть выход в бесконечность – к свету вечному и жизни всеобъемлющей:

 

Есть два понятья – Родина и смерть,

Которые почти неразделимы...

 

или:

 

Когда Отчизне смертников не хватит,

Тогда Отчизна хватится тебя...

 

И вдруг:

 

Но какой горизонт! Но какой горизонт просветленный!

На большую печаль

мне Отчизна ответит печалью,

На рыданье ответит стократным рыданьем она...

 

Отдельная тема – отношения поэта и времени. Здесь много о чем можно задумываться и рассуждать, скажу только, что Анатолий Аврутин в нескольких поразительно точных штрихах умеет дать портрет целой эпохи:

 

И дружно глазами тоскуя,

Глядели сквозь влажную даль

На ту, что рубаху мужскую

В тугую крутила спираль...

…………………….

Какая мостовая – а по ней

Какой же чудо-обруч гонит Юрка!

 

И всего-то лишь несколько строчек, но в них – все, добавить просто нечего, картина создана – зримая, выпуклая, дышащая. Словно бы открыто окно в давно ушедшее время с его воздухом, светом, звуком, с его человеческим горем и радостью.

 

Время у поэта может измеряться в чем угодно, например, в поездах («два поезда тому назад»). Оно может сужаться:

 

...до расшатанной дверцы,

До – острой, с зазубриной – края...

 

Оно может качаться, истончаться, через него могут лететь стрелы («...а во след ей вторая – сквозь время! – стрела полетит»), но оно всегда перетекает в вечность, даже если это – «целая вечность утрат», потому что настоящий поэт – действительно, «вечности заложник у времени в плену».

 

Конечно, поэзия неуловима, а укрощение мощной, но весьма опасной энергии слова мастерством, способность направить ее в русло гармонии и преобразовать таким образом, чтобы нечто, звучащее в пишущем, зазвучало и в читающем, – великая притягательная тайна.

 

Она, эта тайна поэзии, бесконечно больше и древнее нас, поэтому вряд ли существует ее исчерпывающее определение. У каждого оно свое. Но если я хотя бы отчасти права, и поэзия – это все-таки энергия рвущейся в бесконечность боли бессмертной человеческой души, запертой в смертном и конечном теле, но энергия, преображенная гармонией, тогда это и есть волшебство, превращающее обычные человеческие слова и строки в нечто неизмеримо большее. Только в его незримом, неосязаемом присутствии все звучащее в пишущем вдруг начинает звучать и в читающем. Только когда оно, это волшебство, есть, человеку становится печально чужой печалью, светло – чужим светом, но сердце его болит при этом от своей любви, от своей памяти. И вот именно это волшебство в полной мере присуще стихам Анатолия Аврутина, поэзию которого я бы определила для себя как удивительный сплав страстей высочайшего накала и мудрости человека, много повидавшего и испытавшего на своем веку, гражданского мужества и тонкого лиризма. Я определила бы ее как пульсацию под безупречной с точки зрения формы оболочкой стиха до предела сжатой энергии боли, причиняемой миром, и в то же время сочувствия этому беспощадному и одновременно хрупкому миру, энергия великой любви – горькой, безнадежной и бесстрашной.

 

Поэзия Анатолия Аврутина – и от жизни, и сама – жизнь. Та самая, где в строки переплавлена человеческая судьба. Это – когда вокруг тебя:

 

Ни души, но все вокруг – душа...

 

Это – предвечный, необъяснимый с рациональной точки зрения (но ведь поэзия и обращена к иррациональному в человеке, больше к душе, нежели к разуму, к иной стороне разума, если хотите) почти невместимый человеком ужас творчества, о котором сказано еще в книге Иова.

 

Это – когда ты вроде бы вне мира и оттого видишь мир целиком почти со стороны, но вместе с тем ты – настолько внутри мира, что не просто понимаешь его изломанность и боль, но сама линия излома этого мира проходит через тебя:

 

Мир изломан... Линия излома

Бьется синей жилкой на виске.

 

Все сказано. Невыносимо просто о самом сложном. И так полно, что и добавить больше нечего, да и незачем.

 

Екатерина Полянская,

поэт, лауреат премии им. Анны Ахматовой,

г. Санкт-Петербург