ЛитКритика.by

Я сижу за большим письменным столом старого образца (были такие в советское время) спиной к двери. Похоже, дома. Так ощущаю. Вдруг заходит Тамара Краснова-Гусаченко и садится рядом со мной справа, чуть позади. Хочу что-то сказать, но тут появляется Николай Чергинец, проходит за стол и садится впереди меня по другую сторону стола слева.

Такой поворот событий меня удивил, и мысль была – почему это они пришли вместе. Подозрительно посмотрел а Тамару. Она встала, подошла к столу, достала из ящика какой-то лист бумаги. Я четко видел, как она протянула руку к столу, выдвинула ящик, второй сверху, и достала лист бумаги – какой-то документ. Стала читать его.

Здесь я уже немного успокоился и сказал:

– Да, Тамара, вот такие ответы мне шлет Николай Иванович.

Посмотрел в его сторону. Он сидел на стуле или табуретке, склонив голову вниз. В руках держал барсетку, прижимая ее к животу.

Тамара Ивановна стала разворачивать документ, который оказался на нескольких листах, словно это бумага для факсов. Она и разворачивала его гармошкой.

Вдруг меня кто-то взял крепко руками за голову. Конечно, это был Николай Иванович – в комнате других персонажей не было. Левой рукой он обхватил голову в области лба и прижал ее к своему животу, правая была у моего подбородка справа. Я скосил глаза вправо (это в сновидении то!) и четко увидел лезвие ножа. Могу подробно описать его. Даже видел матовый блеск стали.

Я попытался слегка пошевелить головой – хватка была железная. Снова скосил глаза – нож на месте. Тамара Ивановна была совершенно спокойна. Я даже подумал, что она заодно с Чергинцом.

Мой мозг работал лихорадочно, но особого волнения я не испытывал. Даже стало весело. Успел подумать – во влип! Прикинул: что будет, если я попытаюсь вырваться? Хреново. Могу не успеть. Даже подумал – с этой ли стороны сонная артерия?

Далее я поступил, как психолог: принял решение использовать свои способности вводить в транс. Когда-то это у меня получалось неплохо.

Стал говорить, постепенно перестраивая ритм, тональность, подбирая соответствующие короткие суггестии.

…

– Николай Иванович… а вспомни… как было раньше…

По технике я должен показать эмоции. Это сделал мастерски: пошло состояние, когда начинаю плакать. И вот первый результат: живот Николая Ивановича дрогнул, я ощутил, что мое состояние передалось ему. Теперь мне ничего не мешало завершить суггестию. Я уже знал (во сне!) результат и был совершено спокоен.

Следует отметить, что я ощущал голый живот Чергинца, хотя перед этим не воспринимал Николая Ивановича раздетым. Живот был жирный и мое лицо утопало в нем левой щекой. Достаточно реально. Я даже чувствовал холодок живота.

– Николай Иванович… Я же любил тебя… И не только я… Ты же хорошо это знаешь… Знаешь, как к тебе относилась моя жена…

Здесь я говорил истинную правду и ничего не выбрасываю из своего монолога. Конечно, о моей любви к Николаю Ивановичу эмоция усилена. Я относился к нему, как к старшему брату. Даже говорил ему об этом.

И вот тело Николая Ивановича все затряслось. Я плакал, как белуга и тоже самое делал он. Тут захват ослаб и моя голова вовсе освободилась. Я ощутил, как Чергинец тяжело опустился на свой стул.

После этого почувствовал облегчение и у меня возникло желание показать Тамаре Ивановне, что я играю. Чтобы она не подумала, что я просто струсил. Я медленно приоткрыл один глаз и моргнул ей, вернее, ее силуэту, поскольку глаз поначалу плохо видел как в случае реального плача! Какое же было мое удивление, когда я увидел перед собой не Тамару, а Лизку, внучку Чергинца. Она сидела передо мной с другой стороны стола справа. Грустная. Внимательно смотрела на меня. Ей было около десяти лет. Густые черные волосы заплетены в длинную косу, которая ниспадала через левое плечо на колени. Одета она была в коричневую школьную форму.

Я стушевался, и сделал вид, что не специально моргаю. Стал протирать глаз и усиленно им моргать: мол это я случайно…