Тень каймании. «Поэзия» Екатерины Захаревич (Кацярынка Захарэвіч)
Андрей:
Духа поймал в двухтысячном, и он во мне заявил, что в прошлой жизни я жил в городе Саутгемптон.
Выходит, сегодня ты славянин, завтра американец, потом иудей и так далее.
Дух сказал – Каймания. Каймания – древние знания. От фразы – «и мы так умеем», «и мы точно так же».
(Мария Малиновская, «Каймания»)
Когда встречаю несвязные стихотворные формы и стихотворную прозу, вспоминаю «Кайманию» Марии Малиновской. Не бред, который встречается редко, а именно несвязность удручает.
В №12 журнала «Маладосць» за прошлый год помещена проза и поэзия Екатерины Захаревич. Говорят, проза ее замечательная. Однако пока обращаюсь к стихотворной прозе, помещенной в рубрике «Поэзия» – «Там, дзе зімы над намі не маюць ніякай улады...».
Следует отметить, что Екатерина, молодая девушка, старается произвести впечатление. Напрашивается вывод: некоторые стихотворения автобиографичны. Тема стандартная для женщин такого возраста – был любимый, и сплыл. Но иногда он возвращается, поскольку повесе в определенный момент времени не к кому больше идти.
Все стихотворения подборки проблемны, что касается и версификации. Проблемы и с чистотой мовы. Однако моя цель – содержание, образы. Именно то, что показала автор. Что она хотела показать, я не могу знать, хоть и обладаю навыками экстрасенса.
Помещу все стихотворения, чтобы каждый читатель сам смог составить представление о поэтическом векторе писательницы.
Кацярынка Захарэвіч
нарадзілася 27 жніўня 1994 года ў горадзе Докшыцы. Выпускніца Інстытута журналістыкі БДУ, рэдактар аддзела спецыяльных праектаў часопіса «Бярозка», карэспандэнт часопіса
«Маладосць». Усё жыццё марыла быць Аляксандрай, але зразумела, што за гады стала-такі Кацярынкай.
Ныне Кацярынка главный редактор журнала-вкладыша «Маладосці» – «Бярозкі».
***
Дождж мне у шыбу стукае,
Просіцца на гарбату.
Што, Вас ніхто не слухае?
Будзьце ласкавы ў хату!
Ў цемру акно адчынена
Для дарагога госця.
Шчодрасцю гаспадынінай
Множацца весялосці.
Раніцай пасыходзілі
Хмары, бы змёў іх хтосьці.
Проста яны прыводзілі
Мне дарагога госця.
Разберу подробно это стихотворение, которое внешне выглядит мило. Остальные – тезисно, поскольку такая «поэзия» вообще не подлежит критике.
К дождю героиня обращается на «вы». В доме, кроме нее еще кто-то находится. Позже выясняется, что окно все же открыто. Тогда, как дождь в него стучится? Понятно, что это образы, но они должны быть связными. Иначе – полная каймания.
Если окно героиня открывает для дождя, должно быть соответствующее описание действия, например: «и вот (наконец-то...) я открываю окно».
Интересный образ: тучи приводят дождь. Т.е., тучи где-то бродили, увидели дождь, который к ним никакого отношения не имеет, и привели его к героине.
Две строки второго четверостишия не понятны. Что значит «множатся весёлости»? Да и – «множатся веселья»? Это стилистический ляп.
Окончание даже не в стиле хокку. Оригинальный образ «мести́ тучи». Также оказывается, что дождь для героини – дорогой гость.
Детские образы – такое впечатление от всей подборки. Причем события (действия) тоже составлены по-детски. Подобное часто относится к девичьей «поэзии».
***
Я каменьчык, што скача па ціхай азёрнай вадзе
І імкнецца пакінуць кругі на паверхні люстэрка.
Я дрыжэў у пяску. На ваду я са страхам глядзеў.
Мне казалі: «Каменьчыкі тонуць звычайна, дурненькі».
Я стараўся пазбегнуць упэўненай цёплай рукі,
Што мяне падбірала з зямлі, хоць сырой, але роднай.
Я баяўся стаць часткаю жвіру бурлівай ракі
(Ёй ні днём ні ўначы не бывае спакою, гаротнай).
...Я каменьчык, што скача па ціхай азёрнай вадзе,
Покуль сілы стае, мне нададзенай цёплай рукою,
А люстэрка навокал павольна кругамі ідзе,
І ад кожнага круга на ім патыхае спакоем.
Мне, быць можа, не штормы ўтвараць і не біць караблі.
І не быць караблём. Я як быў, так і буду – каменьчык.
Ды й кругі, найхутчэй, не крануцца ніколі зямлі,
Але кожны з кругоў на вадзе – мая ўласная вечнасць.
«Лежать в песке» и «лежать на песке» для камешка большая разница. Камень, лежащий в песке, не может смотреть на воду.
Допустим, кто-то заметил камешек в песке. Теперь представьте – этот кто-то говорит ему: «Камешки обычно тонут, дурачок». К чему это? Было видно, что камешек хочет в воду?
Автор путается, забывает об озере, и пишет: «Я боялся стать частью гравия бурлящей реки». Здесь еще и неграмотно, непоэтично, грубо. Впрочем, грубые образы – тоже примета автора.
Последнее четверостишие и вовсе странное – откуда на озерце корабли? Игра слов «і не біць караблі» и «І не быць караблём» – примитивная, искусственная, ничего не несущая в качестве образов.
***
Мой самы блізкі, самы мой дарагі,
Мой пераможца роспачы і тугі,
Леты глыбокай стромкія берагі,
Што не даюць разліцца рацэ адчаем.
Ты дапамог забыцца, як быць адной,
Як адчуваць бяскрыласць усёй спіной,
Як паміраць хацець кожнаю вясной,
Бо і сама вясна быццам памірае.
Мой самы родны. Родны не па крыві.
Колькі ні будзь сумленны ці ні крыві
Грэшнай душою; што на грудзях ні рві;
Што ні кажы... А я цябе не кахаю.
«Леты глыбокай стромкія берагі» – не знаю, что это. «Як паміраць хацець…» Это не поэзия: словно хлестнули пу́гай. А следующее что? Никакой даже великий поэт не окультурит выражение «рвать волосы на груди» до уровня поэзии. Это просто вульгарно. Впрочем, ниже будет подобное. Если не вульгарное, то примитивное.
В белорусском языке – «спі́най», а не «спіной».
***
Там, дзе зімы над намі не маюць ніякай улады,
Там, дзе вёсны свой цвет пагублялі ў сцюдзёнай вадзе,
Там, дзе восень – бліжэй з кожным ранкам – п’янкім шакаладам,
Кубкам ранішняй кавы, салодкай тугою – ідзе.
Там, дзе з кожным світанкам цішэць будзе крык жураўліны
І грамчэць – шоргат лісця пад кожнай свавольнай нагой,
Дзе ў любога кахання з’яўляецца прысмак палынны,
Там, у жніўні, яно найсмачнейшым нам будзе з табой.
На парэштках памерлага лета ўспыхне каханне,
Бы букет каляровы кляновага лісця ў руках.
Толькі хутка ты птушкай апошняй спяеш нам растанне,
Палыновае кавы на вуснах пакінуўшы смак.
Это творение задумано, чтобы довести смысл до читателя на одном дыхании. Ни дыхания, ни смысла. Слова «грамчэць» в белорусских словарях нет. Что такое «строптивая нога» трудно понять. Что такое «последняя птица» тоже не ясно.
Сразу настраиваешься, что «там» – это загробье. Но и этот образ рушится далее, как карточный домик, как и многие подобные образы автора, сколоченные сумбурно, грубовато, будто скворечник из горбылей.
***
Горад табою стаў.
Горад кожнай мясціне рытм задае тваім подыхам,
Глядзіць тваім позіркам – вокам кожнага ліхтара,
Вулкі, двара, маста,
Што чакаюць цябе – чакаюць уладара,
Я баюся цяпер – бо мне мрояцца зноў твае крокі там.
Не знаю, что сказать по поводу этого «стихотворения». Героиня в отчаянии: милый пропал за обозримый горизонт. На смену ему приходят видения. Каймания, одним словом.
***
Хто я, скажы? Памажы, я не ведаю, хто я.
Кветка, што мой Гаспадар для букета расціў?
Сонца над ёй, што цяпло ахвяруе на тое,
Каб заквітнела яна... Ці камяк перагною,
Што, незаўважны, сілкуе здранцвелы насціл?
Запутаться в собственной личности – большая проблема. Это и случилось с героиней. «Камяк перагною» (комок перегноя) – очень поэтично? Как и «рвать волосы на груди». А неприметный комок перегноя «сілкуе здранцвелы насціл» (питает одеревенелый настил)?
***
А ты ўсё адно вяртаешся да мяне.
Штовечар. На досвітку. Ранкам. Балючаю ранай.
Пустыня наўкол ці дождж, што аж дрэвы гне, –
Сляды твае ўсё адно мой спыняе ганак.
А ты ўсё адно прыходзіш у мой (с)пакой.
Пасля шараговых, пакінутых у адчаі,
І словы твае бурлівай цякуць ракой
І хвалямі б’юцца ў ціхае «прабачаю».
І ты кожны раз вяртаешся да мяне.
А шэраг астатніх – дробязь на хісткіх шалях.
Яна проста сыдзе. Вымыецца. Міне
Пяшчынкай на дне, што вартая толькі жалю.
Прынамсі, я так заўжды сябе суцяшаю.
Здесь сразу бросается в глаза «ўсё адно». Три раза кряду – занадта. Новость для меня, что дождь может гнуть деревья. А «крыльцо останавливает движение следов» (причем, останавливает «все равно») из области каймании точно. Несуразица.
Можно найти что-либо позитивное в этих стихоформах? Не знаю. Я не смог найти…
Алесь Новікаў
Читать еще: «Талант на базаре не продают»